Изо

«Опять скажет, что он увидит что-то там про нее, позорить начнет в поселке», – подумала Света. Она искала, как возразить, как успокоить Катю. Но та молчала. Стоя на берегу, она думала о чем-то, не шевелясь. Камень она держала перед собой в раскрытых ладонях. Большими пальцами гладила бока шаролунника. Вдруг ее большие пальцы соединились над ним, руки повернулись ладонями вниз. Камень упал на отлогий берег и покатился к воде, все быстрей. Вот уже нет его, есть только дырка в тонком слабом прибрежном льде. Камень пробил лед и ушел на дно.

Катя смотрела на свои пустые руки и на дырку во льду. Света подошла к краю берега, спросила осторожно:

– Здесь глубоко?

Надо было думать, как достать камень. Может, если надеть резиновые сапоги… Они должны быть у кого-то в детдоме! Света вглядывалась Кате в лицо: знает она, какое здесь дно, или нет?

– Уйди! – закричала Катя так, что Света вздрогнула. – Это все из-за тебя случилось! Если бы тебя не было… И твои деньги дурацкие! Не надо было мне шаролунника!

Света, не понимая ничего, глядела на нее. Катя резко нагнулась к земле, чтобы поднять случайный камень ли, палку. Света никогда не видела такого жеста, но она резко отпрыгнула. Сразу стало стыдно: «Ну, я бояка!» Она оглянулась: у Кати было лицо, как у пирата в кино, который хотел убить Джона, Хью Джеффа. Это была не Катя. И Света кинулась бежать от реки, полезла наверх по склону, по вязкой глине, забыв, что где-то были ступеньки.

Она шла по краю дороги. Машины проносились мимо: вжу! вжу! Она каждый раз закрывала глаза и думала, что впереди ее ждет еще мост. И стройка. А потом вспомнила, что не отдала Кате деньги и может сесть в троллейбус.

…Света решила задачку про Барбоса и Бобика, и на всех уроках она тянула руку; ей надо было спрятаться, затеряться на улицах древнегреческих городов, но и они представлялись ей похожими на улицы Кировского поселка. Поселок и детский дом не вспоминались ей только на английском. Она чувствовала, что, когда говоришь на другом языке, это становишься не вполне ты, и делается легко – так, точно они не виделись с Катей в прошлое воскресенье, точно Катя ушла из их класса давным-давно, и можно забыть про нее. На переменах Нина говорила про платьишки в журнале «Ты и он» и про Хью Джеффа, сбрившего ради новой роли усы, так что в него снова можно было влюбиться. Тут Нина спохватывалась: «Если бы не Анчугин, конечно!»

Было уютно любить Анчугина вместе с Ниной. На уроках Света чувствовала на себе взгляд его желтых, золотистых глаз, и когда она глядела на него в ответ, он улыбался, а потом уже утыкался в тетрадь.

Катя ждала ее после школы в среду.

– Приходи в воскресенье, – сказала она.

Света отступила на шаг, и Катя торопливо схватила ее за руку, выкрикнула:

– Ну, прости же меня!

Света поняла, что она кричит, чтобы не слышно было, как трудно выговорить «прости».

– Я просто испугалась, что шаролунник упал. А это ничего. Ты приходи ко мне. Придешь? – громко говорила Катя.

И потом до воскресенья Света не могла поверить, что все хорошо. У нее не получилась цапля над золотой водой. Цвета, которые было не надо смешивать, слились у нее, и среди зловещих разводов на одной ноге стояло странное, нелепое существо с длинным носом и злыми глазками.

Свету волновало, что она будет опять говорить с Катей как прежде, – ведь вот же, Катя сказала: «Прости меня!» И, может быть, Света увидит красивого Пашку. Когда она вспоминала его, ей сам собой вспоминался Миша Анчугин, и радостно было, что на уроках он будет смотреть на нее через проход. Но Пашку увидеть тоже хотелось, мысли о нем будоражили, заставляли подпрыгивать, когда она шла по улице.

И она действительно увидела Пашку в ватаге мальчишек, вышедших к ним с Катей во дворе детского дома, как только она пролезла в знакомую дырку в заборе среди красных голых кустов. Мальчишки как будто ждали ее, а может, и впрямь ждали. Света вопросительно взглянула на Катю, но у той лицо было опять как у североамериканских индейцев. Как давно Света не видела у нее такого лица! Она постаралась сделать такое же, тем более что и мальчики смотрели непроницаемо, кроме одного – суетливого, маленького, может быть, первоклассника. На шее у него висел барабан, в руках он держал палочки и то и дело начинал постукивать по барабану то одной, то другой. Тогда высокий беловолосый мальчик – он был старше всех – предостерегающе говорил ему:

– Сашка!

Свете тоже захотелось побарабанить. Она только в школе видела такие – возле спортзала была небольшая комната, из которой приносили мячи и скакалки, а иногда и гантели. Полки тянулись от пола до потолка, и Света видела там сложенные один на другой барабаны, и пыльные большие флаги, свернутые, стояли в углу.

– Я тоже хочу… потом, – сказала она, кивая на барабан и уже понимая, как не к месту она говорит.

Белокурый поморщился и другие тоже, Катя отвела взгляд.

– Пошли быстрее! – скомандовал Пашка и первым пролез через дырку на улицу.