— Надир-шах считает, что заключил сделку с шайтаном. Когда-то у него не было ничего, кроме меча, ненависти и огромных амбиций. Он искал способы выжить, отложив мечту в дальний уголок души, а я сказала ему, что предоставлю все средства для достижения желанной цели. Подумать только, нищий воин, разбойник-головорез — и правитель государства! — Интисар-хатун находила забавным изумление собеседника. — Взамен я потребовала влияние. Влияние, которым, как видите, пользуюсь.
Она поднесла кубок к губам, испила шербет и продолжила:
— Много лет назад Надир устроился ко мне на службу. Воины иногда становятся телохранителями богачей, вот и я наняла одного. Ему нужны были деньги на хлеб, а мне — щит. Надиру удалось сразу проявить себя. Сильный, ловкий, беспощадный. Среди своих он был лидером. Мужчины его слушались. Знаете, такие, как Надир, слишком хороши, чтобы умирать безвестными в полном одиночестве, да ещё ради мешка золота. И вот однажды, — в глазах Интисар-хатун сверкнула сталь, — он открыл мне свою самую сокровенную тайну. Он сказал, что если бы Аллах даровал ему власть, Персия обрела бы мощь, равную Османской империи. Весь Кавказ пал бы к его ногам. И я поверила Надиру. Мне захотелось увидеть, как он сделает это. Аллах не наделил властью такого прекрасного воина, зато шайтан скупиться не стал. Я дала золото, чтобы он подобрал подходящих наёмников; после, когда афганцы терпели одно поражение за другим, люди пошли за Надиром ради идеи. Так он сколотил армию. Сперва солдаты кормились за мой счёт, однако довольно быстро нашли новые источники доходов — племена с удовольствием платили за защиту и покровительство. А потом о помощи попросил сам Сефевид. Конечно, если бы покойный шах знал, что это положит конец его славной династии, он бы никогда не приблизил к себе Надира. Но такова природа: сильный лев прогоняет из прайда слабого.
— Какова же была ваша конечная цель?
— Не думаю, что она существует.
— Тогда зачем всё это?
— Зачем? — она, казалось, удивилась вопросу. — А зачем вы занимаетесь наукой, граф? Зачем, если умы простых людей всё равно не постигнут ваших знаний? Не ради себя ли? Не ради своего удовольствия?
— Безусловно, — Сен-Жермен склонил голову. — Однако моя жизнь не ограничена наукой. Я в большей степени политик, чем учёный.
— В таком случае вы зря покинули Европу, — голос женщины ощутимо охладел. — Или же, напротив, искали убежище здесь. Зря.
— Я не уеду, пока не узнаю вас.
Он не хотел сдаваться.
— Бедный граф, вы до сих пор не поняли? Тайна, что вас так мучает, в тысячи раз дороже изобретения минералов. Как только вернётесь домой, евнухи сразу перережут вам горло. Вы запросили слишком большую цену.
— Вы беспокоитесь за меня? — Сен-Жермен испытал лёгкий укол польщения.
— Вы великий учёный. И очень интересный человек. Я бы предпочла сохранить вам жизнь, поэтому не настаивайте…
— Шайтаны не спасают души, — он мягко улыбнулся. — Госпожа, вы не шайтан. Вы просто одинокая женщина.
По лицу Интисар-хатун пронеслась тень.
— Я бессмертная женщина, — ответила она мгновением спустя. — Такую правду вы рассчитывали получить? Так знайте, я застала падение Тевтонского ордена, была в Константинополе, когда к его стенам пришли османы; я помню инквизицию, борьбу с Лютером и нашествие Тамерлана. На моих глазах империи расцветали и рушились. Я — хранитель наследия Гермеса Трисмегиста, создатель философского камня. Я — мертвец, нарушивший законы Жизни. Маг Смерти и демонолог. Я — зло, обличающее и жестокое. Не ищите во мне утешения, не ждите милосердия. Потому что вы сами обращаете милосердие в слабость, а искупление мне не нужно. Второго шанса я никому не даю.
Она взяла со стола нож и смело провела лезвием по ладони. Мраморный пол окропила чёрная, как смола, кровь. Затем подняла руку вверх. На глазах Сен-Жермена разодранная кожа срослась, не оставив даже подобия на шрам.
— И я всегда получаю то, что хочу, — сказала она, поднимаясь со скамьи и набрасывая на плечи халат. — Я получаю людей. Это моя конечная цель.
— Госпожа… — выдохнул он беспомощно.
— Даю вам время до полудня, чтобы прислать подробное описание технологии, — ответила Интисар-хатун у порога. — Никогда не испытывайте моё терпение.