Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Слова принадлежали знающему человеку. Журналисты в самом деле обрушили на читателей целый каскад заметок, фельетонов, анекдотов и репортажей о геологах. Благодаря этому можно живо представить, каким получился конгресс. А получился он настолько торжественным, что напоминал не научное, а светское мероприятие. Нынешние тихие и скромные конференции по сравнению с ним выглядят как воробьи рядом с павлином.

Открытие конгресса состоялось 17 августа в здании Зоологического музея на Васильевском острове. Парадный подъезд музея украсили национальными флагами всех держав-участниц, щитами, гербами и символом конгресса: венком из лавровых и дубовых листьев с двумя скрещёнными молотками и лозунгом Meute et maleo («Умом и молотком»). На первом этаже для удобства геологов и журналистов разместили почтово-телеграфную контору. В залах устроили большую выставку, на которую прислали экспонаты все страны-участницы. В витринах лежали книги на всевозможных языках, окаменелости, инструменты для геологических работ. Особенно выделялся уголок Японии, которая показывала великолепные штуфы и карты. По словам газет, они вполне демонстрировали энергичное изучение «этой, столь ещё недавно выступившей на путь цивилизации, страны»[251].

На открытие прибыли представители императорской семьи: президент Академии наук, почётный президент геологического конгресса великий князь Константин Константинович и принцесса Евгения Максимилиановна Ольденбургская.

Всего на конгресс записалась почти тысяча участников, в два раза больше, чем на предыдущий. Русских геологов было 250, остальные – иностранцы, в основном немцы, американцы и французы, но были и редкие гости: двое геологов из Мексики, двое из Японии, по одному из Аргентины, Новой Зеландии и Южной Африки.

Заседания продолжались неделю. Геологи слушали доклады о номенклатуре в петрографии, о ледниках горизонтальных и вертикальных, о магнитных аномалиях. Заседания проходили «оживлённо и многолюдно»[252]. Помимо участников конгресса на них пускали публику по билетам.

Один день полностью посвятили палеонтологии. Профессор Сили выступил с докладом о пермских ящерах, найденных в Пермской и Вологодской губерниях. Перед этим Амалицкий показал ему привезённые с севера кости, и Сили подтвердил, что они принадлежат парейазаврам. В газетах появилось забавное уточнение, что пермские ящеры, как оказалось, «представляют вполне международный интерес», поскольку их остатки встречаются на разных континентах[253].

Амалицкий тоже прочёл доклад и предположил, что найденные им парейазавры, вероятно, принадлежали «совершенно новым русским видам». При этом он вновь зачем-то подчеркнул их сходство с динозаврами, на этот раз с длинношеими завроподами цетиозаврами (Cetiosaurus

)[254]. Впрочем, это не меняло сути. Находки глоссоптерисов и парейазавров позволили Амалицкому сказать, что он считает «вполне доказанным предположение о совершенном гомотаксисе наших верхнепермских континентальных отложений» с пермскими отложениями Индии и Африки[255]. То есть северная Россия была прочно связана с южным материком. Увы, словами о «гомотаксисе отложений» трудно было заинтересовать публику. Она и не заинтересовалась, хотя ретроспективно мнение Амалицкого кажется очень важным: по сути, он предвосхитил современное представление о едином пермском суперконтиненте Пангея, который объединил все материки.

Газеты не уделили Амалицкому никакого внимания. Как ни странно, палеонтология вообще не интересовала журналистов. Исключение составила только «Петербургская газета», которая даже взяла интервью у прибывшего на конгресс знаменитого американского палеонтолога Отниела Марша и узнала у него «подробности о гигантском драконе, громадный скелет которого в 80 футов длины приводил всех в изумление».

В те времена в русском языке ещё не было слова «динозавр». «Петербургская газета» писала «дайнасаурусы» и поясняла, что это «пешие гиганты-страшилища» вроде драконов[256]

. Заодно уточняла, что эти чудовища превосходили размерами крейсер «Потюо» и жили в суровые времена, когда на Земле стояла страшная жара, совершенно губительная для человека[257].

Другие газеты в те годы тоже плохо справлялись с описанием динозавров. В одной статье говорилось, что dinausoriens (sic!) – это «ящерицы страшилищи»[258]. В другой – что это своеобразные «страховидные драконы»[259]

…

С гораздо большим интересом журналисты писали про светские мероприятия с участием геологов. А их хватало.

Нескольких именитых геологов принял в Мраморном дворце император.

Вечерний раут для всех геологов провёл на даче министр земледелия и государственных имуществ.

Всех участников конгресса пригласила на торжественный фуршет управа Петербурга, а затем городская дума. Избалованные репортёры писали, что туалеты дам на этих вечерах отличались «редкой скромностью»[260], да и вообще «дамский элемент» среди геологов был весьма немногочисленный[261].