Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Одна из самых длинных экспедиций прошла по Волге от Нижнего Новгорода до Астрахани и дальше на Кавказ и в Закавказье. На неё записалось 160 человек, однако на деле поехало около тридцати, в том числе французский геолог и астроном Станислас-Этьенн Менье с женой, которая по возвращении домой опубликовала целую повесть о своём путешествии.

Мадам Менье с восторгом писала о России, которая удивляла её всем: пьяными казаками, жителями Кашпира, которые носили только красную одежду и «издалека напоминали красное пятно». Ей запомнились сушёная рыба, «семена подсолнечника и иные лакомства степных жителей», а также волжские крестьянки, которые с испугом встретили геологов, полагая, что странные господа в котелках и галстуках непременно выгонят их из деревни, а может быть, даже зарежут.

Геологии и палеонтологии в книге почти нет, зато есть описания базаров и ярмарок, где продавали «такие огромные оренбургские платки, что в них можно было завернуться целиком». «Эти платки очень тонкие. В женской сумочке они занимают не больше места, чем носовой. Но, увы, на покупки времени не было. Нужно было заниматься геологией», – сетовала госпожа Менье.

Несколько строк она посвятила Амалицкому и его экскурсии у Нижнего Новгорода.

С погодой не повезло. Когда корабль геологов причалил к берегу, начался дождь, быстро превратившийся в ливень, а затем в «настоящий потоп».

«Нас высадили на берег вблизи высокого утёса, в самую слякоть. Госпожа Амалицкая извинилась за неудобства. Её муж возглавил колонну геологов, а сама она шла позади и подбадривала отстающих. В конце концов мы закрыли зонтики, перестали прятаться от дождя и поднялись наверх по обрыву, унося на ботинках больше породы, чем клали в рюкзаки», – писала Менье[274].

Амалицкий руководил экскурсией всего один день.

Вечером геологи покинули Нижний Новгород на пароходе «Великая княгиня Ксения», и руководство принял на себя палеонтолог Алексей Петрович Павлов. Вскоре он прославился удивительным способом привлечения внимания коллег.

В Саратове во время большого обеда Павлов отчаялся перекричать многоголосый шум разговоров, достал из кармана свисток и сильно в него дунул.

Газеты потешались: «Международный говор моментально смолк, и все в недоумении уставились на почтенного профессора со свистулькой во рту

. А ему этого только и надо было. Он вынул свистульку изо рта и стал переводить каждое своё слово на все европейские языки».

С тех пор профессорская свистулька стала необходимой принадлежностью всех геологических экскурсий.

Очень может быть, что иностранные учёные занесли в свои записные книжки особенность русских обычаев: «при встрече интересной горной породы или хорошей холодной закуски гг. учёные в России вынимают свистульку и сзывают коллег наподобие стада баранов»[275].

Унылые земли

«Я видел себя за большим обедом и говорил спич; вдруг почувствовал, что комната качается, накренивается, легла на бок, но я продолжаю говорить и с любопытством слежу, не перевернулись ли мои слушатели вниз головой; но снова всё стало на своё место», – вспоминал Амалицкий.

Комната дернулась ещё несколько раз, и он проснулся[276].

Океан медленно качал небольшой корабль. Судно поднималось на гребни огромных волн и плавно спускалось вниз, наклоняясь то направо, то налево. Амалицкий называл эти широкие волны дыханием океана.

Он страдал от качки и, как мог, боролся с морской болезнью: ходил по палубе, дышал свежим воздухом, болтал с моряками. Но дыхание океана всё равно рождало тревожные сны. Да и вообще, как писал «Петербургский листок», в конце XIX века сны людям снились весьма странные.

Шли первые числа августа 1898 года. Уже второй месяц Амалицкий с супругой был на севере. Четвёртая поездка получилась самой легкомысленной и мрачной.

Вначале супруги вновь осмотрели рухляки на Сухоне и Двине.

Рядом с Опоками выкопали большой окаменелый корень глоссоптериса и отпечатки чешуйчатых стволов. В линзе у Завражья Амалицкая нашла целый «череп с зубами» дицинодонта, а Амалицкий – «неполный костяк» амфибии величиной с крупную ящерицу.

Стало ясно, что линзы очень богаты окаменелостями.

В отчёте Амалицкий написал, что после четырёх лет поисков полностью уверен: в конце пермского периода «южная Африка, Индия, средняя и северная Россия представляли сплошной материк, населённый однородными континентальными организмами – как животными, так и растительными»[277].

После беглого осмотра рухляков Амалицкие спустились по реке до самого моря.

В тот год из Архангельска запустили регулярные пароходные рейсы до Печоры. Амалицкий решил посмотреть геологическое строение этих дальних мест и купил двадцатидневный круиз из Архангельска до Печоры, оттуда по реке до Усть-Кожвы и обратно.

Поездка произвела на него тяжёлое впечатление. Крайний Север показался ему мрачным, местные зыряне, поморы и самоеды – сумрачными. Впрочем, они и сами говорили о своей родине, что «могила будет краше».