Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Борисяк узнал, что профессор Артемьев, старый недоброжелатель Амалицкого, грозился выбросить всё это на улицу, чтобы очистить геологический кабинет, но администрация института разрешения не дала. Борисяк заверил администрацию института, что в ближайшее время Академия всё своё имущество заберёт. Здесь же он встретился с бывшим препаратором Гадомским и пообещал устроить его в Геологический музей. Заодно попросил съездить в село Шихраны на Волге, где в карьере нашли какие-то окаменелые позвонки. На расходы выдал 300 рублей.

Шихраны располагались близко к боевой линии, но Гадомского это не смутило. Он ехал сначала смешанным поездом, потом служебным и воинским – на подножках и тормозах. «Хотя простуженный, но всё-таки добрался», – отчитывался он[697]

. Хлопоты оказались напрасными: кости уже отправили в Москву, а принадлежали они, видимо, ихтиозавру.

Когда Борисяк вернулся в Петроград, в опустевшем музее его ждала записка от Андрусова. Академик писал, что совершенно извёлся и решил оставить должность директора.

Продержавшись на этом посту в нынешнем году десять месяцев, я дошёл в настоящую минуту до крайнего физического истощения и душевной усталости, не говоря уже о части моей семьи, поэтому, несмотря на серьёзный и даже опасный момент, который теперь переживает Геологический и Минералогический музей, повелительно требуется для меня продолжительный отпуск, после которого я, может быть, могу снова приняться за энергичную работу. В моё отсутствие тем из хранителей, которые соберутся, я надеюсь, хоть бы и в малом числе, придется взять на себя сообща и коллегиально заботу о Музее, директором которого, в моё отсутствие, останется академик С. Ф. Ольденбург [698]

.

Осенью 1918 года в музее стало совсем невозможно работать. Отапливались сначала две, потом одна комната. Выставочные залы промерзали. «Клей, которым были склеены кости скелетов парейазавров, давал от мороза красивые белые игольчатые щётки кристаллов; но это не шло на пользу экспонатам, так как при раскристаллизации клея кости распадались», – вспоминал палеонтолог Роман Фёдорович Геккер[699].

В музее запретили засиживаться по вечерам, чтобы не включать лампы и не тратить дорогое электричество. Сотрудники работали днём, в основном на подоконниках. Впрочем, и сотрудников почти не осталось.

Северодвинскими делами на добровольной основе занялся Борисяк, он отправлял крестьянам плату за аренду и охрану, в ответ получал письма, словно написанные под копирку: «Здрастуите Алексей Алексеевич. я получил отвашей Милости Денги 700 руб. 6 месяцов. Застарый Гот 4 месеца 1 сентября. Зановой Гот 1920 получили 2 месеца 1 марта и благодарим вас и уведомляем вас что враскопке всё хорошо и Благополучно покудова и шлём ото всех Ефимовцов понискому поклону и желаем вам доброго здравия ивсякого Благополучия вделах вашых»[700].

Положение в стране ухудшалось. Продолжались беспорядки, боевые действия, не хватало продовольствия, люди стали умирать от голода. При Академии создали особую комиссию о положении высшей школы и учёных. Она составляла список убитых, погибших и бедствующих специалистов. Сюда стекались такие сведения: «Профессор Владимир Михайлович Шимкевич. Находится в Петербурге. Весной 1919 г. крайне бедствовал и опух от голода. Из Харькова ему посылали кое-какую провизию в ответ на умоляющие письма о помощи»[701]

.

Накануне нового года покончил с собой совсем уже пожилой Иностранцев. Ему было 76 лет, вместо шампанского он выпил цианистый калий. Гроб достать не смогли, сколотили ящик из досок. Он получился меньше, чем надо, – ноги Иностранцева пришлось согнуть в коленках, иначе не помещались. На кладбище ящик везли на детских салазках. Не было ни лошадей, ни процессии. Санки везли по сугробам близкие Иностранцева, за ними шли несколько служителей геологического кабинета и пара академиков[702].

Едва не умер приехавший в Петроград Гадомский: заразился сыпным тифом. В Палеонтологическом институте сохранилась небольшая справка о его болезни. На ней две печати. Одна старого дизайна, дореволюционная, насыщенного синего цвета: «Докторъ медицины В. Р. МООРЪ. В. О., 9 линiя, 34». Другая бледная, едва различимая: «Домовый Комитет бедноты. Вас. Остр., Средний просп. д. № 32».