Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Баржа не дошла до Великого Устюга всего 16 километров. Вода в реке упала, провести баржу через пороги не получилось. Пока матросы сливали воду, пароход «Стенька Разин» ушёл. Баржу прицепили к другому пароходу – «Достоевский». Когда она наконец прошла пороги и пристала к пристани, Гадомский увидел на берегу знакомое лицо – своего начальника, нового директора Северо-Двинской галереи, академика Петра Петровича Сушкина.

Сушкин считался одним из лучших зоологов мира. С детства он показывал большие успехи в науке. Гимназию окончил с серебряной медалью, университет – с золотой. По образованию он был орнитологом и анатомом, занимался изучением птиц Алтая и киргизских степей. Палеонтологией он интересовался «платонически»: читал чужие труды, но сам ископаемых не изучал[716].

Он дружил с Борисяком и часто приезжал к нему в Крым. Дочь Борисяка на всю жизнь запомнила, как мальчишки приносили Сушкину крачек, а он душил птиц двумя пальцами и потом набивал из них чучела[717]

.

Вскоре после революции Академия пригласила Сушкина в Зоологический музей. Сушкин в то время преподавал в университете Симферополя. Он сомневался в целесообразности переезда в голодный Петроград, но всё же соблазнился возможностью сосредоточиться на науке. В Симферополе такой возможности не было из-за нехватки коллекций и книг.

В письме Вернадскому Сушкин делился планами. Он хотел дополнить свою монографию о птицах Алтая, кончить работу о птичьих гибридах («вчерне уже готова»), заняться зоогеографией Палеарктики и добавлял, что «чрезвычайный интерес» питает к «накопившимся за последнее время в Петербурге» палеонтологическим коллекциям. «Находки Амалицкого по низшим рептилиям чрезвычайно интересуют меня как сравнительно-анатома в связи с некоторыми назревшими у меня вопросами, касающимися как генеалогии рептилий и млекопитающих, так и морфологии черепа; в этой области, мне кажется, предстоит ещё много работы… Здесь меня затрудняет незнакомство с техникой препаровки, но с этим я надеюсь освоиться»[718].

Сушкин решился на переезд. Он взял из Симферополя чемодан с рукописями, гору провианта и небольшую коллекцию птичьих шкурок. «Еду не без страха, но и Симферополь покидаю не без удовольствия», – признавался он[719]

.

Дорога заняла целый месяц и не обошлась без приключений. В Харькове Сушкин отстал от поезда, пришлось ехать другим.

По прибытии его зачислили на академический паёк и поручили руководство орнитологическим отделом Зоологического музея и, неожиданно, Северо-Двинской галереей (председателем Северо-Двинской комиссии оставался академик Карпинский).

Сушкин не раз пожалел о переезде. Он писал, что цены в Петрограде «совершенно страшные, а жалованье мизерное», сетовал на ледяную квартиру, которую получил в Геологическом музее: её окна выходили на север, а дверь – в зал с парейазаврами.

Из Симферополя Сушкин уезжал с надеждой оставить педагогическую работу и заняться наукой. От лекций он в самом деле избавился, зато на него навалилось столько административных обязанностей, что на науку времени всё равно не оставалось.

«Страшно удручает обилие музейской работы. И орнитологическое отделение, и северо-двинская коллекция так запущены, что просто невероятно; временами думается, что опрометчиво поступил, взяв должность – жаль, мало времени остаётся на научную, собственную работу», – писал он[720].

С трудностями примиряли уникальные материалы, особенно северодвинские. Сушкин увлёкся ими, отложил в сторону орнитологические труды и шутил, что старые кости вдохнули в него вторую молодость[721]

.

Целыми днями он просиживал с лупой на лбу и препарировал находки Амалицкого. Работал он всегда самозабвенно. Бывало, несколько суток проводил за препарированием, питаясь чаем с колбасой и прерываясь только на недолгий сон. Вид у него при этом был измождённый, но чрезвычайно довольный[722].

Сушкин изучил остатки двинозавра, описал черепа двинии и дицинодонтов. Особое внимание он уделял слуховым структурам, которые позволили ему выдвинуть оригинальные предположения об эволюции и происхождении некоторых групп животных. Сушкин отличался от остальных палеонтологов опытом биолога. Он был блестящим анатомом, тогда как другие, в том числе Амалицкий, по сути, оставались геологами.

Сушкин замечал на костях такие морфологические особенности, какие проходили мимо внимания геологов. Буквально за пару лет он создал новую, биологическую школу русской палеонтологии. Её главными представителями стали И. А. Ефремов и отчасти Борисяк, через которых школа Сушкина сохранилась до наших дней.

Широкая эрудиция позволяла Сушкину выдвигать глобальные гипотезы. Изучая окаменелые жаберные дуги двинозавра, он выступил против закона Долло, который гласил, что эволюция необратима и, утратив какой-то признак, животные уже не могут заново его получить.