Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Обратите внимание, что это было написано всего через несколько месяцев после коронации Карла V в Болонье, когда имперская власть находилась на очевидном пике. Испанские послы вновь и вновь натыкались на стремление итальянцев к новизне, которое делало их такими непостоянными союзниками. Испания, конечно, хотела спокойных союзников, которые ценили бы достоинства испанской гегемонии. И постоянно в этом разочаровывалась.

Среди дипломатических представителей, которые собирались в Риме, Венеции и других местах, мы можем отследить две противоположные стратегии. Англия, по общему признанию, один из второстепенных игроков, использовала итальянских граждан скорее как консульских представителей[229]

.

Карл V, а после него Филипп II всегда назначали послами испанских дворян. Обе стратегии имели свои преимущества. Коренные итальянцы могли беспрепятственно перемещаться среди привилегированных слоев населения, и вопросов к лояльности иностранной державе, как правило, не возникало. Испанские послы представляли своих хозяев с энергией и страстью, но, безусловно, иногда возникали недопонимания из-за культурных различий. Более того, часто они чувствовали, что местные не хотят делиться с ними сплетнями, которые были важной составляющей дипломатической жизни. Тем не менее как представители высшей касты испанского общества они умели понимать последствия, связанные, например, с приемом, оказанным эмиссару соперничающей державы[230]. В эту эпоху изменения в политике часто выражались публичными жестами, например, благосклонное отношение выражалось приглашением ко двору. И такие малейшие детали не ускользали от глаз проницательного дипломата, а новости такого рода заполняли стопки посольских депеш.

Папские выборы были одним из важнейших новостных событий XVI века и обозначали потенциальные изменения в политике и союзничестве. Поскольку они отличались от наследственной преемственности престола, папские выборы было трудно спланировать, хотя послы были обязаны попытаться. Отношения кардиналов с потенциальными папами были предметом дипломатического интереса: испанские послы отправляли на родину обширные досье с подробным описанием личностей, имущества, амбиций и, что особенно важно, состояния здоровья значимых фигур. Досье более чем на пятьдесят кардиналов, составленное послом Луисом де Рекесенсом в 1565 году, занимало 48 страниц[231]

.

Послы прекрасно понимали, что избрание про- или антиимперского папы может либо укрепить, либо поставить под угрозу власть Испании на полуострове. Каждые выборы вызывали ожесточенные споры, поскольку Франции, в частности, удалось с помощью дипломатии обратить вспять последствия поражений в битвах. Послы находились в самой гуще этих переговоров и неискренних обещаний, а этот вид многомерных шахмат был совершенно непредсказуем. Известие об избрании Джованни Марии дель Монте (Юлий III) в 1550 году было встречено в Париже с радостью, так как он находился в черном списке Карла V[232]. Фактически он поддерживал претензии Габсбургов, пока они не рассорились из-за войны в Парме в 1551 году. Но это было ничто по сравнению с катастрофическим избранием неаполитанца Джан Пьетро Карафа (Павел IV) в 1555 году, чья ненависть к испанскому господству над своей родиной была глубокой и непоколебимой. Любая надежда на сближение испарилась уже на следующий год, когда испанский посол, обнаружив, что стража у городских ворот не узнает его, выбил дверь, чтобы ворваться внутрь[233]

.

Несмотря на доминирование Испании на Апеннинском полуострове, это была сложная работа, и карьеры большинства послов закончились неудачей. Оба первых посла Филиппа II были возмущены враждебностью папы римского. Испанские эмиссары обнаружили, что меняющуюся многополярную политику Венеции было трудно постигнуть. Дипломатия требовала мастерства переговоров и обаяния. Не все послы понимали, что если они станут историей, игра, вероятно, будет проиграна.

Шпионаж

Как показывают эти примеры, развитие сети постоянных дипломатических представителей не гарантировало гармонии. На смену возвышенным принципам, провозглашенным Бернаром дю Розье в 1436 году, пришли более прагматичные средства. Венецианский ученый-дипломат Эрмолао Барбаро в 1490 году предложил новую доктрину. «Первая обязанность посла в точности такая же, как и у любого другого слуги правительства, то есть делать то, что лучше всего послужит сохранению мира и возвышению его собственного государства»[234]. Эпоха Реформации усилила недоверие к международным отношениям. Дипломатам великих держав приходилось заниматься своим делом в атмосфере растущей враждебности. Связи с иностранцами стали потенциально опасными для граждан страны пребывания. «Мне сложно в нынешнее время налаживать контакты, — сообщил граф Фериа, первый посол Филиппа II при королеве Елизавете. — Никто не хочет со мной разговаривать, люди бегут от меня, как от дьявола»[235].