Извращенная преданность

Я разделась, аккуратно положив платье на пол. Без денег я не смогла бы купить новую одежду, но я не могла снова надеть свое платье. От него пахло потом, а на юбке было пятно от кетчупа. Я достала из рюкзака джинсовые шорты и простую белую рубашку. Они были смяты из-за папиного рытья, но ничего не поделаешь.

Устав, я солгала.

Колледж не для таких девушек, как ты.

Возможно, я была глупа, что мечтала об этом, но мои мечты были единственной вещью, которые поддерживала меня. Я хотела получить диплом юриста. Помогать людям, которые не могут позволить себе хорошего адвоката. Я закрыла глаза.

В моей голове возник образ Фабиано. Никто никогда не возьмет у него денег. Он был силен. Он знал, как получить то, что хотел. Хотела бы я быть такой.

Сильной. Уважаемой.

Рано утром я постирала свое летнее платье и повесила его сушиться над душевой кабиной. Хотя до работы оставалось еще несколько часов, я вышла из квартиры. После вчерашнего инцидента с папой я чувствовала себя там неуютно. Он не испугал меня. Слишком часто я сталкивалась с таким же откровенным отчаянием со стороны матери.

К счастью, на дне рюкзака я нашла несколько долларов в монетах, которые получила вчера в качестве чаевых, и хотела позавтракать сама. С кофе на вынос и датской булочкой, я шла по улицам без реальной цели. Когда я заметила автобус, который направлялся к полосе, я использовала свои последние деньги, чтобы купить билет. Я даже не знала почему.

Я вышла из автобуса и продолжила идти, восхищаясь великолепием отелей и беззаботностью туристов. Это был другой Лас-Вегас, чем тот, который я испытывала до сих пор. В конце концов я остановилась перед фонтанами Белладжио. Я закрыла глаза. Как я смогу найти здесь хорошую работу, если даже не смогу купить себе приличное платье?

Я видела, как охранники следили за мной, когда я бродила по отелям. С одного взгляда на меня они решили, что я воровка. Я знала, что папа будет продолжать брать мои деньги, если вдруг не перестанет проигрывать, что было крайне маловероятно. Банк всегда выигрывал.

Я спросила прохожего о времени, так как у меня не было часов или мобильного телефона. До работы оставалось всего тридцать минут. Я ни за что не успею вовремя, учитывая, что отдала последние деньги за билет на автобус, до работы мне придется возвращаться пешком. Это займет не меньше часа, а может, и больше. С моей удачей, даже опять может начаться дождь.

Я начала уходить от роскоши Белладжио, чувствуя себя все более и более неуместной на дороге с моей мятой белой рубашкой и подержанными джинсовыми шортами. В довершение всего, я отморозила свою задницу. Возможно, папа был прав. Возможно, я все еще буду работать в баре Роджера, когда стану старой и озлобленной. Я чуть не рассмеялась, но потом покачала головой. Если я перестану верить в свое будущее, оно будет потеряно, но в такие дни, как вчерашний, трудно сохранять надежду.

ФАБИАНО

Я заметил Леону, как только вышел из «Белладжио». Швейцар вручил мне ключ от машины, и я проскользнул внутрь, не сводя глаз с девушки. Двигатель ожил со знакомым ревом, и я выехал с подъездной дорожки, направляясь по улице к Леоне. Она не замечала меня, пока я не остановился рядом с ней и не опустил стекло. Мой взгляд упал на ее гребаные шлепанцы.

— Разве ты не должна была сегодня надеть новое платье? — крикнул я, перекрывая шум мотора и проезжающих мимо машин, и наклонился над пассажирским сиденьем, чтобы получше ее рассмотреть.

На ней была мятая белая рубашка, заправленная в старые джинсовые шорты. Хотя я оценил первый взгляд на ее стройные загорелые бедра, я был раздражен, что она не купила себе новое платье. Я не привык, чтобы люди игнорировали мои желания. Она пожала плечами. Она явно чувствовала себя неловко. Я толкнул пассажирскую дверь.

— Садись, — приказал я, стараясь подавить раздражение.

На мгновение я был уверен, что она скажет «нет», но потом она сбросила рюкзак с плеча и опустилась на сиденье. Она закрыла дверь и надела ремень, прежде чем, наконец, встретиться со мной взглядом, почти вызывающе.

Я позволил своим глазам блуждать по ее телу, останавливаясь на слабых синяках на ее левом запястье. Я взял ее руку и осмотрел синяк. Она отстранилась и спрятала запястье под другой рукой.

— Я потеряла равновесие в душе сегодня утром, — легко солгала она.

— Ты уверена, что не упала с лестницы?

Я спросил, понизив голос. Гнев начал закипать у меня под кожей. Я знал синяки. И я знал, что женщины лгут, чтобы скрыть, что они подвергаются насилию. Отец бил нас с сестрами почти каждый день, особенно Джианну и меня. Мы были теми, кого он не мог контролировать, теми, кто всегда поступал неправильно в его глазах. И я потерял счет тому, сколько раз видел, как мама прикрывала свои синяки косметикой. Синяк вокруг запястья Леоны был от слишком сильной хватки.

Она посмотрела на меня, но выражение ее лица дрогнуло, и она покачала головой.

— Ничего страшного.

— Кто это сделал?

— Ничего страшного. Это не больно или что-то в этом роде.

— Твой отец.