К берегу удачи. Кривой домишко. Объявлено убийство. Три слепых мышонка

— …ознакомить нас с вложенными в него документами. Это — завещание, подписанное и заверенное по всем правилам, и сопроводительное письмо.

— Наконец всплыло завещание? — вырвалось у меня.

Мистер Гейтскил побагровел.

— Это не то завещание, — возмущенно рявкнул он. — Не тот документ, который я составил по просьбе мистера Леонидиса. Этот им написан от руки, опаснейшая вещь для непрофессионала. Мне кажется, в намерение мистера Леонидиса входило выставить меня круглым идиотом.

Старший инспектор Тавернер сделал попытку слегка развеять воцарившийся в кабинете мрак.

— Он был глубокий старик, мистер Гейтскил, — сказал он. — Вы же знаете, в старости у людей появляются причуды — это не значит, что они выжили из ума, но они становятся слегка эксцентричными.

Мистер Гейтскил презрительно фыркнул.

— Мистер Гейтскил нам позвонил, — сказал отец, — и в общих чертах ознакомил с завещанием. Я попросил его приехать и привезти оба документа. А также позвонил тебе, Чарлз.

Я не совсем понял, почему они позвонили мне. Очень уж это было нехарактерно для отца, да и для Тавернера тоже. Я бы и так узнал о завещании в свое время, да и вообще меня едва ли касалось, кому старик Леонидис оставил деньги.

— Это что, новое завещание? — спросил я. — Он иначе распорядился своим имуществом?

— Да, совершенно иначе, — ответил Гейтскил.

Я почувствовал на себе взгляд отца. Старший инспектор Тавернер, наоборот, прилагал усилия, чтобы не смотреть на меня. Я ощутил какую-то неловкость…

Оба они что-то скрывали, но что — мне было невдомек.

Я вопрошающе посмотрел на мистера Гейтс кил а.

— Меня это не касается, но…

Мистер Гейтскил сказал:

— Завещательное распоряжение мистера Леонидиса, конечно, не секрет. Я счел своим долгом прежде всего изложить факты полицейским властям и руководствоваться их мнением при проведении дальнейших процедур. Насколько я понимаю, существует, скажем так, некая договоренность между вами и мисс Софией Леонидис…

— Я надеюсь жениться на ней, — сказал я. — Но в данный момент она отказывается обручиться со мной.

— Очень разумно, — одобрил мистер Гейтс кил.

Я не мог с ним согласиться, но сейчас было не до споров.

— По этому завещанию, — продолжал мистер Гейтскил, — датированному двадцатым ноября прошлого года, мистер Леонидис, сделав завещательный отказ недвижимости на сумму в сто тысяч фунтов стерлингов в пользу своей жены, все имущество, движимое и недвижимое, оставляет своей внучке Софии Катерине Леонидис.

Я ахнул. Я ждал чего угодно, но только не этого.

— Он оставил все свои сокровища Софии? Удивительная история. А какова подоплека?

— Подоплека изложена в сопроводительном письме, — сказал отец, — и весьма четко.

Он взял со стола лежащий перед ним листок.

— Вы не возражаете, мистер Гейтскил, если Чарлз прочтет письмо? — спросил он.

— Я всецело в ваших руках, — сухо ответил Гейтскил. — Письмо это худо-бедно, но предлагает какое-то объяснение этому невероятному поступку, а возможно, это своего рода извинение (хотя в последнем я не уверен).

Отец протянул мне письмо. Мелкий неразборчивый почерк, густые черные чернила. Почерк, однако, свидетельствовал о твердом характере и яркой индивидуальности пишущего. Он был непохож на старческий — разве что буквы были выведены очень старательно, как в давно минувшие времена, когда умение грамотно писать осваивалось с трудом и соответственно ценилось.

Письмо гласило: