К предательству таинственная страсть...

И оба стихотворения написаны с патетическим блеском, который давался Ахматовой лишь в состоянии творческого подъёма. Во всяком случае, “просталинские” стихи Евтушенко, написанные в 1952 году (“Я знаю, Вождю бесконечно близки // мысли народа нашего, // я знаю, здесь расцветут цветы, // ведь об этом мечтаем я и ты, // значит, думает Сталин об этом. // Я знаю, грядущее видя вокруг, // склоняется этой ночью // самый мой лучший на свете друг // в Кремле над столом рабочим…”, “Слушали и знали // оленеводы-эвенки: // это отец их Сталин // им счастье вручил навеки…” и т. д.), настолько по-лакейски угодливы и поэтически беспомощны, что рядом с ними рифмованные оды какого-нибудь Грибачёва кажутся образцами “державной лирики”. А что касается слов Е. Е. об Ахматовой: “Кто бросит в неё камень?” — то посмел это сделать её сын Лев Гумилёв, дважды побывавший в сталинских лагерях, сказавший: “Когда меня забирали, она осталась одна, худая, голодная, нищая. Когда я вернулся, она уже была другой — толстой, сытой и облепленной евреями, которые сделали всё, чтобы нас разлучить” (М. Кралин. “Победившее смерть слово”).

А либеральный “шестидесятник” из военного поколения поэтов Александр Межиров? Не он ли с беспредельной искренностью пропел осанну Сталину в книге “Коммунисты, вперёд”, вышедшей в свет одновременно со сталинским циклом Е. Евтушенко?

Эта речь в ноябре не умолкнет червонномИ во веки веков.

Это Сталин приветствует башенным звономДорогих земляков…

(Стихотворение “Горийцы слушают Москву” из книги “Коммунисты, вперёд”, 1952 год.)

Но мало этого. Через несколько месяцев после выхода в свет книги “Коммунисты, вперёд!” Александр Петрович в мартовские дни 1953-го сочинил воистину потрясающий реквием Сталину, текст которого до сих пор никому не известен, — ни знатоку межировской поэзии Илье Фаликову, ни дочери поэта Зое, поэтессе и литературоведке, ныне проживающей в США. Дело в том, что это стихотворение, написанное сразу после смерти вождя, было передано в “Литературную газету”, но осталось неопубликованным, и лишь через шестьдесят лет, когда в двухтысячном году мы с сыном Сергеем составляли антологию стихов русских поэтов о Сталине, оно было случайно обнаружено в архиве “Литгазеты”, находящемся в РГАЛИ, в отдельной папке, где, кроме межировского, хранились стихи, написанные на смерть Сталина поэтами Арсением Тарковским и Фёдором Белкиным.

Стихи Тарковского не были напечатаны, скорее всего, потому, что он в те годы обладал репутацией переводчика, а не поэта.

Да и Фёдора Белкина как поэта, живущего в Красноярске, в столице, видимо, не знали… Но Александр Межиров, известнейший из молодых, фронтовик, надежда советской поэзии, написал:

Не дышит… И дышать труднее людям.Не видит… И глаза обволокло.

Но всем смертям назло мы будем, будемДышать и видеть — всем смертям назло.Открыты двери траурного зала,И очередь, что издали видна,

Повязкой чёрной город повязала,Всю землю опоясала она.

……………………………………..

Переведу дух и прерву поток страстного поэтического реквиема, и прошу читателя поверить мне, что с такой искренностью и страстью в те траурные дни нечто подобное не сумел изваять ни один из стихотворцев, обслуживавших официальную идеологию сталинской эпохи, — ни Сергей Михалков, ни Николай Грибачёв, ни Анатолий Сафронов, ни даже Константин Симонов с Александром Твардовским. Разве что из-под пера Михаила Исаковского вышло нечто живое, человеческое, родственное русскому народному плачу: “Мы так Вам верили, товарищ Сталин, // как, может быть, не верили себе”. Но в реквиеме Межирова, которому молодой поэт дал название “Солдаты Сталина”, градус преданности и государственной скорби куда выше: