Конечно, такие стихи — умирают скоро (скорее всего на другой день после их сочинения)… Бронкс — это местечко в американском Портленде, где жил и умер Александр Межиров, о котором Евгений Александрович, надо отдать ему должное, помнил всегда. Достаточно сказать, что в 2006 году в России усилиями Евтушенко была издана с его предисловием книга Межирова “Артиллерия бьёт по своим”. И Ольга Мильмарк вспоминает, как Евтушенко кричал со сцены: “Сегодня счастливейший день в моей жизни: у меня в руках новая книга моего учителя — поэта Межирова”. Приезжая в Москву, Е. Е., если его приезды совпадали с какими-то юбилеями Межирова, обязательно выступал на этих вечерах. В последний раз это было в 2013 году, в год 90-летия поэта. В Большом зале Центрального Дома литераторов, вмещающем 500 человек, собралось около 30 слушателей. На сцене же сидело человек десять писателей, среди которых был поэт Владимир Мощенко, человек близкий Межирову. Вечер вёл Евтушенко. В зале сидел биллиардист и поэт Егор Митасов, бывший тоже приятелем Межирова, рядом с ним сидел мой сын Сергей. Владимир Мощенко во время своего выступления стал сетовать как, мол, мог Станислав Куняев, живший в одном доме с Межировым, ездивший с ним в Грузию, как мог написать такие несправедливые воспоминания о Межирове. Мой сын порывался было встать и что-то возразить оратору из зала, однако Егор Митасов взмолился и одёрнул Сергея — “мол, молчи, не подымай скандала!” Но когда вслед за Мощенко на трибуну вышел Евтушенко и чуть ли не закричал: — Я же помню, как Станислав Куняев пресмыкался перед Межировым! — Сергей не выдержал, освободился из объятий Митасова, встал и крикнул на весь зал: “Прекрати врать!”
— Митасова как ветром сдуло, Сергей тоже вышел вслед за ним, сопровождаемый грозными взглядами всматривавшегося из-под ладони в пустой тёмный зал Евгения Александровича, который не знал, что уже в середине 80-х годов после дискуссии “Классика и мы” и переписки Виктора Астафьева с Натаном Эйдельманом я написал А. Межирову в своём последнем письме: “Вы за последние годы ничего не поняли и ничему не научились. Мне жаль моих книг, подаренных Вам. Я ошибся, говоря о том, что Вы любите русскую поэзию. Это не любовь, а скорее ревность или даже зависть. Не набивайтесь ко мне в учителя. Вы всегда в лучшем случае были лишь посредником и маркитантом, предлагающим свои услуги”. После этого письма наши отношения прекратились.Одновременно с Александром Межировым жил и писал стихи русский поэт Николай Тряпкин, происходивший из раскулаченной семьи, жившей в подмосковной деревне Лотошино. “Деревенщик”, “почвенник”, православный человек, исполнявший свои стихи, как молитвы, нараспев, поскольку с детства в результате душевной травмы он стал заикаться.
В начале 90-х годов Николай Тряпкин, для которого и “Новый Завет” и “Пятикнижие” были откровением свыше, написал, подражая древним иудейским пророкам, проклинавшим народ Израиля за его грехи, своё проклятье.
Проклятье
Александр Межиров, в то время уже собравшийся переехать вместе со всеми чадами и домочадцами в Новый Свет, прочитав тряпкинское “Проклятье”, вступил с крестьянским сыном в мировоззренческий спор, ответив ему небольшой поэмой “Позёмка” с посвящением “Николаю Тряпкину”. По сути, это было стихотворение прощания и с Россией, и с поэтом, которого Межиров ценил, но пророческие “антиперестроечные” стихи которого принять не мог.