К востоку от Берингова пролива

В первый наш прилет земля сверху еще как-то просматривалась. В стороне от посадочной полосы даже виднелось какое-то темное пятно. Оно оказалось кучкой вездесущих мальчишек — скуластых, жгуче черноволосых и, как и их сверстники во всем мире, любопытных и озорных. Сразу же, в считанные минуты они успели со всех сторон осмотреть севший самолет, выгруженный из него багаж, нас самих и высказать по каждому поводу свое мнение.

Прилет самолета в Мекорьюк, может быть, невесть какое, но все же событие: можно встретить вернувшегося с материка родственника, друга, узнать новости, просто взглянуть на нового человека. Нас здесь, конечно, никто не ждал. Не было даже заранее известно о вылете на Нунивак этого самолета. Однако, когда туман немного рассеялся, на аэродроме обнаружилось и немало взрослых. Здесь были пожилой степенный Староста поселка («Майор» — как он сам представился) Генри Шевинге и патер Чарли, местный священник, человек тоже немолодой, довольно полный, с лукавым выражением лица; из-под его куртки выглядывал белый стоячий воротничок. Пришел Ричард Дэвис, егерь заказника, эскимос неопределенного возраста, чем-то сразу располагающий к себе, может быть, улыбкой. Пришли и другие островитяне.

Потом, и очень быстро, мы обзавелись здесь друзьями и многочисленными знакомыми; жители острова проявляли к нам откровенный интерес (здесь еще никто не видел советских граждан и «кассакпиаков» — «настоящих казаков»), без конца приглашали в гости, были и сами не прочь навестить нас. Но сейчас, при первой встрече, они смотрели на нас с деланным равнодушием. Такова местная традиция.

Всего в Мекорьюке домов пятьдесят, но разбросаны они широко, без какого бы то ни было плана, и поселок поэтому кажется довольно большим. Постройки разномастны; это в большинстве своем жилые домики в одно-два окошка по фасаду, обитые снаружи толем либо досками. С военных лет здесь осталось несколько «полубочек» из гофрированного железа — бывшие казармы и военные склады. Сейчас их используют для жилья и как складские помещения. Посередине поселка стоит обшитая досками церковь, выделяются приземистые, недавно сооруженные школа и магазины, а за околицей виднеется недавно построенная бойня — на ней заканчивают свой жизненный путь олени. Вот, пожалуй, и весь Мекорьюк. В поселке обосновалось несколько автомобилей, легковых и грузовых, как правило, далеко не новых, изрядно помятых и побитых. Есть здесь несколько доступных для автомобилей улиц, на них даже висят дорожные знаки. Между домами и от домов к улицам пролегли деревянные переходы и тротуары, а прочее свободное пространство занимает сырая тундра, или, лучше сказать, тундровое болото.

В 1974 году в нашу осеннюю экспедицию на Нунивак кроме нас входили также доктор Питер Лент и доктор Кальвин Ленсинк, наверное, лучшие на Аляске знатоки овцебыков, и молодой американец Дэн Сен-Джон. Дэн работает учителем в индейском поселке на Юконе, заочно изучает русский язык. С нами он находился в качестве стажера и переводчика.

Мы поселились в одном из временно пустующих домиков. По утрам доктор Ленсинк, начальник нашей экспедиции, разжигал печку, пек на сковородке оладьи и варил кофе. Ленсинк человек очень мягкий и добрый, но вмешиваться в поварские обязанности он никому не позволял и удерживал их за собой с большим упорством. После завтрака мы уходили в тундру, на пастбища овцебыков, либо, если стояла летная погода и в поселке оказывался вертолет, летали на нем к стадам в другие концы острова. Словом, овцебыки были в центре внимания, и на знакомство с ними уходил весь день. Домой мы возвращались обычно поздно вечером.

В первый же выход в тундру стало ясно, что на Нуниваке выдался грибной год: среди стелющихся над землей ивовых кустов то тут, то там выглядывали шапки подберезовиков. В отличие от наших, подмосковных, они были бледны, почти даже белы, но на удивление ядрены. Даже явные переростки оказывались звеняще-упругими и вовсе не червивыми. Трудно было удержаться — уж очень грибы просились в кошелку! Так незаметно оказался наполненным большой полиэтиленовый мешок, взятый для сбора образцов растений.

— Может быть, поджарим? — предложил Вадим Сергеевич. Тяжелую ношу по очереди понесли в поселок.

По улице навстречу нам шел пожилой эскимос, один из немногих островитян; с которыми мы еще не успели познакомиться. Он внимательно посмотрел на наши трофеи и неодобрительно покачал головой. Следующим встречным был патер Чарли. Священник остановился, чтобы побеседовать с нами, но, когда рассмотрел грибы, на лице его выразилось сначала удивление, потом брезгливость и, наконец, порицание.

— Зачем вам чертовы уши? — спросил он. Так, оказывается, называют грибы эскимосы. Услышав в ответ, что мы собираемся их есть, священник только замахал руками. По дороге к дому встречались и другие эскимосы. Некоторые предупреждали, что «чертовы уши» очень ядовиты, другие так или иначе, но тоже выражали нам свое неодобрение.