Кадетство. Воспоминания выпускников военных училищ XIX века

После святок классные наши занятия пошли с большими успехом, ибо лекции, вместо 2-х, сделаны были 1,5-часовыми, следовательно, для приготовления уроков мы имели утром и вечером по часу лишнего времени; кроме того, все нам обстоятельно объяснялось, а чего не понимали, то с охотою повторялось учителем, по первому обращении к нему воспитанника. Наконец, по просьбе преподавателей, Марк Филиппович, чтоб вознаградить потерянное, особенно по русскому языку, время, нашел возможными увеличить число уроков по некоторыми предметами насчет искусств, которыми в этот год мы почти совсем не занимались. Несмотря, однако ж, на все эти льготы, значительно помогавшие нашим занятиям, князь и тут не оставлял руководить меня по всем предметам, во все время, до самых каникул.

VI

В каникулы 1827 года я назначен был в кампанию на бриг, или, лучше сказать, на яхту «Князь Пожарский» для плавания в Маркизовой луже. Здесь изучил я на практике много слов из лексикона морских терминов, научился лазать по вантам, подыматься и спускаться по одной веревке; ознакомился с компасом и лагом, а главное с морем и с окрестностями Петербурга. Был несколько раз в Стрельне, в Петергофе, в Ораниенбауме и в Кронштадте. Впрочем, постоянная наша якорная стоянка была под Петергофом, особенно во время пребывания там царской фамилии.

Однажды командир нашего брига, вернувшись с берега, приказал мне сейчас же отправиться в Петергоф и явиться к князю Шихматову, которого я найду в нижнем этаже дворца, в генерал-адъютантских комнатах. С радостью отправился я на берег, отыскал князя и был им очень обласкан. После завтрака он велел мне идти к малолетней роте, которую привели из Ораниенбаума, и сопровождать ее, вместе с дежурным офицером, во время гулянья по Петергофскому саду. Исполняя приказания князя, я встретил роту, уже идущую на прогулку, и примкнул к ней. Долго бродили мы из одной аллеи в другую, как вдруг неожиданно встретили государя.

Поздоровавшись с нами, он сбросил с себя сюртук и приказал детям валить его на траву. Кадеты кинулись стремительно, схватили его, кто за ноги, кто за руки, смельчаки взобрались даже его величеству на плечи, но ничего не могли сделать, — все валились с него, как мухи. Потом государь приказал следовать за ним и, когда подошли к главному каскаду, скомандовал:

— Бегом наверх! И кто первый подымется, тому фунт конфет!

Маневр этот повторялся несколько раз. Разумеется, многие поскальзывались в воде, падали и скатывались по воде вниз, другие с разбегу попадали прямо в хорошенькую куртинку наверху и всю ее измяли. В это время проходила императрица и, увидя свою куртину измятою, сказала:

— Экие глупые дети!

— Хорошенько, хорошенько их, — заметил государь, — и меня, как главного зачинщика!

Императрица улыбнулась и пошла далее, а нам приказано было бегом отправляться на пристань, куда мы успели прибежать прежде его величества, догонявшего нас верхом. Здесь государь отпустил нас, а сам на катер и отправился на бриг «Пожарский».

Вскоре Петергоф опустел. Царская фамилия переехала в Царское Село, мы становились на якорь уже под Кронштадтом.

Здесь-то, пользуясь отпуском, узнал я, какая гроза разразилась недавно над этим городом; но, прежде чем приступить к описанию ее, долгом считаю сказать в каком состоянии находился наш флот при бывшем министре маркизе-де-Траверзе.

Маркиз был того мнения, что для России флот вовсе не нужен, — лишняя трата денег, который могли бы идти на предметы более полезные для государства. Задавшись такою мыслью, он мало обращал внимания на флот и привел его почти к нулю. Правда в гавани стояло до двадцати кораблей, но из них в море могли выйти не более пяти, остальные же были негодны, да и не имели вооружения, которое большею частью было расхищено. Контроль был до того слабый, что транспортные и другие мелкие суда, пользуясь этим, принимали провизию на одну и ту же кампанию два раза, и в Ревеле, и в Кронштадте. Портовые магазины свободно продавали жителям города и иностранцам, по дешевой цене, разные материалы и вещи, так что в Кронштадте не было дома, в котором бы не нашлось во вседневном употреблении вещей с казенными клеймами.

Франц Крюгер. Император Николай I.

Гравюра (1853)

Между тем, офицеры не получали жалованья по целым третям и жили кое-как, перебиваясь изо дня в день. Многие не имели даже вовсе мундира, и начальство поневоле смотрело на это сквозь пальцы. Вступали в караул в сюртуках и там уже надавали казенный мундир, единственный и общий для всех офицеров.

Рассказывали мне анекдот, что, по случаю ожидавшегося в Кронштадт прибытия какого-то важного лица, комендант осматривал все гауптвахты. В одной из кордегардий он нашел офицера такого маленького роста, что рукава мундира почти волочились по земле и никак не позволяли ему отсалютовать саблею. Тотчас было написано в экипаж форменное отношение о том, чтобы назначили другого офицера «сообразно мундира», что и было исполнено.