«Оксфорд» остановился в Константинополе, на Босфоре, против американской концессии с большим парком. Здесь должна была высадиться американская группа кадет, которую небольшими группами стали перевозить на берег. Но собрать всех назначенных в Америку не удалось. Капитан Крэг обратился к генералу Черячукину с просьбой воздействовать на кадет, но Черячукин отказался. Крэг ответил на нежелание высаживаться тем, что прекратил выдачу пищи упорствующим. Однако это не помогло, так как кадеты делились с ними получаемой пищей.
Тогда Крэг объявил, что пароход не сдвинется с места, пока все назначенные в Соединенные Штаты не высадятся. Это не помогло! Пароход простоял два дня, и тогда Крэг сказал, что задерживать пароход дольше он не имеет права и потому должен прибегнуть к силе. Пришлось подчиниться.
На следующий день на палубе появились матросы. Одни стояли у сходней и проверяли кадет по списку, другие патрулировали на палубе. Этим и закончилась высадка самой большой группы, и в тот же день пароход увез остальные группы. Крэга на палубе уже не было, его миссию приняла на себя Лига Наций.
Часть кадет сошла на берег в Бургасе. Последняя остановка была в Варне. Из Варны часть кадет уехала в Шумен, а другие остались в Варне ожидать отправки в Чехословакию. Ждать пришлось шесть месяцев! Представитель Лиги Наций, г-н Коллинс, несколько раз обещал, что отправка состоится вскоре, даже на следующей неделе, но дни проходили, а отъезд все откладывался. Причины так и остались кадетам неизвестными.
Предполагая, очевидно, что кадеты в Варне не задержатся, болгарские власти поместили их в землянках около кладбища, где жили когда-то пленные, а весной, когда потеплело, разрешили жить в привезенных кадетами из Измаилии палатках. Первое время у этого малого лагеря стоял жандармский пост, который не позволял кадетам ходить в город. Поставлен был и столб с надписью по-болгарски: «Стой! Здесь – заразные болезни!» (которых, однако, не было). Кормили кадет супами и кашей отвратительного вкуса, утром давали чай с привкусом немытых котлов. Кадеты спали в палатках на земле, подложив под себя одеяло. Когда наступил октябрь, похолодало и начались дожди. Чтобы вода не попадала в палатку, нужно было ее постоянно окапывать. Имя г-на Коллинса вспоминалось все чаще и чаще, сопровождаемое различными эпитетами.
Генерал Черячукин и несколько офицеров тоже высадились в Варне и жили в палатках, но вне лагеря кадет. В своем лагере кадеты оставались без начальства, если не считать мистера Коллинса, который иногда приходил к кадетам и разговаривал с ними.
Наконец, в середине октября 1922 года кадеты уже сидели в поезде. Не хотелось даже верить, что мы едем! Но – поехали! Начальником эшелона был один из наших офицеров, молодой поручик.
Поезд шел по маршруту София – Белград – Будапешт – Братислава– Брно – Чешская Тржебова. Здесь мы провели ночь на вокзале. От недельного сидения в вагоне 3-го класса болели кости. Затем утренний поезд отвез нас в Моравскую Тржебову.
Первые две недели мы провели в карантине, в очень хороших условиях, а затем нас определили в тамошнюю русскую гимназию. Почти трехлетний путь окончился для нашей группы как нельзя лучше, и все пережитое стало казаться сном!
В. фон Берг[228]
Последние гардемарины[229]
Темная, теплая южная ночь нежила в своих объятиях море, горы и мирно спавший на их склонах город Севастополь.
С далекого темного неба смотрели ласковые звезды в черную глубину Северной бухты, бледным светом играя в волне, омывавшей участок Морского корпуса. На широкой деревянной пристани стоял высокий, кряжистый старик Селезнев, с длинной седой бородою, подпоясанный подсумком, с винтовкой за плечами.
Страстный рыбак по профессии, вольнонаемный сторож корпуса, он с радостью вскочил бы в шлюпку и забросил удочку или сеть в темную воду залива, а тут сторожи мертвый участок горы с недостроенным зданием корпуса и офицерскими, почти никем не обитаемыми флигелями.
Но, пересилив искушение, он поправил подсумок и ружье и медленным шагом пошел с пристани на белое шоссе, ведущее с пристани к главному зданию громадного белого дворца – корпуса. В одном из крыльев высокого здания громоздились штабеля дубового паркета, кафели для печей, изразцы пола и черепицы для крыши. Старик заглянул в пустые, длинные залы, прислушался – никого… тихо. Пошел дальше своим дозором и, дойдя до левого крыла большого здания, услышал мой свисток.
В этом году я, как бывший командир роты Его Высочества этого корпуса, был назначен заведующим всем имуществом и зданиями Морского корпуса и начальником его охраны. Жил я в своей квартире в белом флигеле на берегу Северной бухты Черного моря. Здесь, под крылом Божьей милости, сохранилось в целости все мое гнездо.
В эту тихую летнюю ночь вышел я из своего флигеля на очередную проверку дозорных и услышал ответный свисток Селезнева. Я поднялся на звук, по тропинке, к сторожке, подошел к старику. Он взял винтовку к ноге и приподнял шапку.