У кадет на форту в Джебель-Кебире был свой особый мир, мало доступный нам, сфаятцам. Большинство мальчиков были как бы сиротами – их родные были в России, откуда иногда приходили письма скорбные, грустные. Многим некуда было пойти в отпуск, а известно, какую роль он играет в закрытом учебном заведении, как его ждут в праздники. А здесь можно было только уходить из форта блуждать по полям и дорогам или идти в Бизерту, потолкаться среди шумной и чуждой толпы, поглазеть на витрины магазинов, ну, может быть, если найдутся деньги, купить что-нибудь или зайти в кинематограф, а потом подниматься на форт по надоевшей дороге… А кадеты, у которых были родные в корпусе или в Бизерте, шли как-никак – домой. Поэтому как-то само собою возникло сближение некоторых кадет с семейными Сфаята. Обычно у каждой сфаятской семьи были свои постоянные гости-кадеты, приходившие к ним как к родным. Эти интимные гости делались друзьями семьи, часто приходили на целый день и очень много и охотно помогали по хозяйству.
Одно время были организованы дамами особые чаи специально для кадет; эти маленькие праздники устраивались обыкновенно на одной из площадок Сфаята и обставлялись очень тщательно – пекли пирожки, всякие сласти, красиво убирались столы и т. д. Чаепития заканчивались играми. Намерения у дам были самые хорошие, искренние, но организация была довольно сложная, немного стеснявшая обе стороны, и эти чаи сами собою прекратились.
Были попытки и более серьезного сближения с учащимися на почве, например, литературных интересов. Так, преподавателем Ал. З. Им-им был организован литературный кружок, который, как и все подобные кружки, был лишь эпизодом на фоне нашей школьной жизни. Было устроено несколько докладов и чтений собственных произведений членов кружка. На одном я читал о Бальмонте, который большинству представлялся последней ступенью модерна и декадентщины, а на другом – о Григе с музыкальной иллюстрацией. Сам Ал. Зах. обычно читал своего излюбленного Ал. К. Толстого, которого читал действительно хорошо.
Праздники входили очень важной частью в наш африканский быт. На спорт было обращено большое внимание – на выписку снарядов денег не жалели, процветали игры, в том числе футбол на очень плохой, донельзя каменистой площадке…
Среди традиционных развлечений нельзя не вспомнить ряд спектаклей, в которых принимали участие и воспитанники, и наши дамы. Ставился и Чехов, и Ал. Н. Толстой, и пьесы местного происхождения. В «Руфи», написанной В.В. Б-м, мне пришлось принять участие в качестве музыканта. Пьеса была недурно поставлена во рву, среди фундаментальных каменных стен, весьма подходящих к изображению грузных стен древнего библейского города. В последний год с кадетами я поставил «в сукнах» сцены из «Недоросля» и «Стрелочка» с стихотворным вариантом, написанным Ириной К. Последняя пьеска оказалась очень сценичной. Яркие цветы на темном фоне сукна, живописные костюмы девиц и веселая песенка, идущая все время с приплясыванием, имели шумный успех. Незатейливый мотив и веселые слова долгое время назойливо звучали в ушах…
С кадетами последнего выпуска я организовал хор, в котором участвовал весь класс без исключения. С хором же была поставлена пьеска «При лунном свете». Кое-какие строчки этой пьесы я помнил, остальные подсочинил. Музыкальных вечеров за последние годы вообще было очень много – в них и я принимал участие вместе со своими учениками. Вспоминаю о них с удовольствием. Все знают, как приятны в них репетиции, со сменой искренних огорчений от неудававшихся мест до бурной радости достигаемых эффектов; как мила эта всеобщая суматоха при устройстве сцены с обязательными непредвиденными осложнениями в день спектакля и с неизбежными волнениями артистов перед выходом, всегдашними инцидентами вроде неисправного занавеса и т. д…