Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Палатки были расположены по сотням, по классам. Лагерь – почти правильный квадрат, лежащий на берегу Лэйк-Тим-сах (Крокодильего озера). Никаких крокодилов в наше время не водилось. В пяти минутах ходьбы – Суэцкий канал, разрезающий Крокодилье озеро на две части. В одной половине лагеря, за палатками 1-й сотни – тростниковые бараки. Там кухня, столовые, библиотека, портняжная, учебные бараки, церковь, дальше большой штабной барак, в нем же английский склад обмундирования. Дальше – палатки персонала, палатка-госпиталь и примыкающая к нему палатка адъютанта корпуса, хорунжего Чеботарева. Вдоль лагеря и озера вьется шоссе, одним концом упирающееся в паромную станцию на канале. Здесь, возвышаясь над каналом, стоит красивое здание во французском колониальном стиле – французский госпиталь, обслуживавшийся сестрами-монашками. Говорили, что здание построено было Наполеоном для Жозефины, так ли это или нет – не знаю. Другим концом шоссе упиралось в чудный, буквально утопавший в зелени парков и садов, со множеством оросительных канальчиков, городок Измаилию. Строили его во времена Фердинанда де Лессепса, а назвали Измаилией в честь тогдашнего хедива Измаила. Вдоль шоссе, почти сразу же за лагерем, по ту сторону искусственного канала, шли лагеря британских полков. Там стояли полки Суррийский и Мидльсекский. В первые же дни непосредственно к нашему лагерю примыкал еще лагерь индусов и бурмийцев. Интересно было слушать по ночам окрики часовых: «Гач хабудариан!» – и немного погодя русское: «Стой! Кто идет?»

Вечером следующего же дня мы, компания малышей, по собственному наитию решили отправиться в гости к соседям-индусам. Любопытно было разглядывать их безулыбочные бронзовые лица, их тюрбаны и слушать их гортанную речь – прародительницу наших языков. Отправились мы туда не с пустыми руками, несли сахар, сыр, еще что-то, надеясь разжиться табачком. Наши продукты индусам не были особенно нужны, но они, вероятно, больше из вежливости взяли. Мы получили и табак, и сигареты, а меня и приятеля еще и похлебкой своей угостили индусы, да так, что и посейчас горит в горле. Уж не знаю, кто в кулинарном отношении злостнее – венгры ли со своей паприкой, мексиканцы ли с перцем, или же индусы со своими специями. Жестокая штука, запомнилась на всю жизнь.

В лагере все пока шло хорошо. Были сыты, одеты, обуты. Нос в табаке был только в старшей сотне, малышам, конечно, не выдавали, а посему нам приходилось прибегать к курению эвкалиптовых листьев – боже, что это за пакость! Вскоре должны были нам выдать и новое тропическое обмундирование. Казалось бы, всем мы должны были быть довольны, но… было еще и «но». И оно заключалось в том, что не было кроватей. Все было, а кроватей не было, не сообразили англичане привезти. А каждый вечер копаться в песке, чтобы добраться до более теплого, за день нагретого слоя, скучно было. Но казачки – народ хозяйственный, и вот через несколько дней почти во всех палатках у малышей появились кровати, зато у англичан исчезло целое стрельбище. Малыши по прибытии успели все обшарить вокруг лагеря и нашли в пустыне, километрах в двух, странное сооружение – какие-то мешки с песком и металлические листы, а рядом еще куча пустых баков, из-под бензина кажется. Мы, мелюзга, ни на каком стрельбище в своей жизни не бывали, а потому сочли сооружение никчемным и немедленно подлежащим разорению. А разорили дотла. Ведь ежели такой лист да положить на такие баки – что это за кровать получается! В каких-нибудь два часа от стрельбища остался курган, напоминающий о древних кочевниках. В палатках кишело как в муравейнике. Теперь уж бояться скорпионов и прочей нечисти не придется. Но, увы, радость была кратковременной. На следующее утро, насвистывая песенку (которую мы вскоре и сами пели, перевирая слова на нижегородский манер: «ицелонг вэй»), лупя в барабаны, английская рота приблизилась к тому месту, на котором… сами понимаете! А стрельбище – как корова языком слизала! На беду листы были тяжеловатые, приходилось тащить их по образцу предков, древних славян, – волоком. Следовательно, все улики были налицо, следы «волокитства» вели прямехонько в наш лагерь и даже точно указывали, в какую палатку волокли. Ну что ж, пришлось «волокти» листы обратно и на следующий же день помогать англичанам восстанавливать стрельбище. Но нет худа без добра – вскоре были привезены кровати.

Чтобы кадеты обратили большее внимание на порядок в палатках, генерал Черячукин применил остроумный метод – ввел переходный русский флаг; его получала самая чистая и аккуратная палатка. Обладатели его ходили с задранными носами. И теперь кадеты буквально лезли из кожи вон, чтобы флаг заработать, заслужить. Порядочек стал не хуже, чем в наших спальнях в Новочеркасске.