Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Одно время шли разговоры среди персонала – а не слишком ли вредит увлечение театром академическому делу? Победило то течение, которое высказывалось за театр. Главную роль в нем играл уже упомянутый мной преподаватель русского языка и словесности А.Н. Перцев. Не будь его – знали ли бы мы столько? Он и на уроках вливал в нас столько любви к русскому языку и литературе, делая свои уроки поистине живыми и увлекательными. Мы еще в младших классах, как только вырывались от Солохи (преподаватель Солошенко, очень неплохой и знающий свой предмет, но несколько сухой) и попадали в руки Перцева, начинали чувствовать за спиной у себя крылья. Он не только преподавал по расписанию и развивал нас, но и заставлял действовать совершенно самостоятельно. Мы должны были разрабатывать рефераты по русской и иностранной литературе, иногда заданные им, а иногда по свободному выбору, и читать их перед классом. Эти рефераты ни в каком расписании не предвиделись. Вот тут-то и вырастали наши крылья. Перцев также учил нас, как надо писать. Указывал, что нужно избегать всяких «красивостей», не углубляться в вылизанные описания природы, не опошлять стиль разными «изумрудными травами» и тому подобными штампами. Где бы он ни был – низкий ему поклон! Так это именно он настоял тогда на том, чтобы театр и далее развивался, а это столько дало всем в изучении русской литературы. Это уже выходило из рамок обычных ученических спектаклей, здесь и масштаб, и отношение к делу были шире и глубже.

Ставился и «Феодор Иоаннович», весь, без купюр, и «Смерть Иоанна Грозного», и «Князь Серебряный». Читатель вправе улыбнуться и сказать: н-да… а все же – как с постановкой, откуда декорации, костюмы и прочее? Поговорим об этом. Чтобы создать декорации – тут особенного труда не требовалось. Нужны были краски, материал и художники. Все это имелось, кроме времени, конечно, и здесь приходится снять шапку перед жертвенностью кадет-художников, которые на это тратили часы своего вечернего, а то и ночного отдыха. В первые годы Гриша Самойлов, затем сибиряк, по-моему, кадет Омского корпуса, Ваня Дубровный, также талантливый художник; вот они набирали себе армию охотников и писали декорации. А костюмы!.. Ведь надо же иметь в реквизите столько-то боярских, столько-то для рынд, столько-то для боярынь и боярышень, а там еще князья и, в конце концов, царское одеяние! Нужно только захотеть… А «хотение» было у нас сильное, и вот перед публикой появлялись на сцене то терем, то царские хоромы, где на троне восседал Грозный в самой настоящей шапке Мономаха, в одежде, сверкавшей каменьями, в бармах и оплечье, с золоченым посохом в руке. А за ним в белоснежном одеянии с топориками на плечах стояли царские рынды. И все на сцене искрилось и переливалось. Или же врывались шуты-скоморохи в пестрых одеждах, и ходуном ходила сцена. А публика замирала. Или – целый сонм бояр в «великолепных» костюмах, «брады своя уставя в земь», сидел на резных стульях за длинным столом, обсуждая дела Московской Руси.

Нужно только захотеть… Из мешковины, из самой обыкновенной дерюги кроили наши дамы одежды, в дело пускались клеевые краски и бутафорские «самоцветы», и все это делалось чуть ли не по ночам, и вот создавалась феерия, производившая со сцены незабываемое впечатление. Не все мы, конечно, играли, как то подобает настоящим артистам. Не все у нас выходило гладко, да и не могло – число участвующих бывало слишком велико – никакой режиссер не мог бы за этим усмотреть. Театр приблизил нас к русской литературе. А с драматических произведений увлечение перекинулось и на остальное. Боже, сколько мы читали! Где угодно, когда угодно и как угодно. Сколько раз после вечернего обхода дежурным офицером спален какой-нибудь «одержимый» забирался под кровать. «Занавесившись» одеялом с обеих сторон, он «возжигал свечу воску ярого» и в этом полусклепе, с опасностью быть пойманным и наказанным и постоянно водя свечой из стороны в сторону – чтобы не прожечь доски, – в таком положении предавался чтению. Часами, до изнеможения, покуда оставался «воск ярый». Было ли наше чтение всегда серьезным и полезным? Да нет, читали не только классиков, увлекались и Луи Буссенаром, Майн Ридом. Одним словом, всем, что было в этом возрасте по душе. Все, что попадалось под руку.

Постановка учебного дела и наши законоучители

и духовники

Первым законоучителем 2-го Донского кадетского корпуса во время его эвакуации из Евпатории и затем, в Стрнище, в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев, был отец Василий Бощановский. По прибытии корпуса он отслужил торжественный благодарственный молебен, а через некоторое время панихиду по безвременно погибшему от большевистских рук Донскому Златоусту, Митрофану Петровичу Богаевскому[625], товарищу войскового атамана генерала Каледина. Передо мной на столе – подлинник его проповеди по этому случаю, написанный его рукой и переданный вдове покойного, Елизавете Дмитриевне. От нее я его и получил и жалею, что, за недостатком места, не имею возможности привести эту проповедь целиком. Привожу выписки из нее.