Пилсудскому приписывается фраза, что он «сел в один поезд с Лениным, но вышел раньше, на станции, называемой «Польша». Ленин же поехал дальше, к мировой коммунистической революции. 19-лет-нее пребывание наследников Пилсудского на этой «станции» кончилось 17 сентября 1939 года, когда Красная армия нанесла полякам предательский удар в спину под предлогом освобождения от «фашистского ига» белоруссов и западных украинцев. Совето-польские переговоры о мире «велись в строжайшей тайне» от польского народа и от западных союзников. Третья русская армия генерала Бредова, ожидавшая в Польше перевоза к Врангелю, вместо Крыма попала за колючую проволоку. Это было предательством, не спасшим в конечном итоге Польшу и погубившим последний антибольшевистский бастион в Европейской России. Прекращение военных действий на польском фронте сразу сказалось в Крыму. Ударный лозунг «Все на Врангеля!» стал решительно проводиться в жизнь. Численное и огневое преимущество красных возросло в несколько раз, спешно подвозились резервы и военная техника. Сама природа ополчилась на белых: зимние холода начались гораздо раньше, и замерзли обычно не замерзавшие Сиваши.
Приказ об эвакуации пришел внезапно. Как я слышал потом, корпусное начальство растерялось и только с помощью старших кадет смогло провести эвакуацию в порядке. Жизнь в Ялте догорала, но никаких волнений не было. Подходили части конного корпуса[190]
генерала Барбовича[191], прикрывавшие отступление войск генерала Кутепова. Глядя на усталых, но бодрых и подтянутых кавалеристов с белыми гвардейскими поясами, трудно было поверить, что они только что проделали тяжелый арьергардный переход от Северной Таврии до Ялты. Никаких демонстраций против белых я не заметил. Крым один раз уже пережил советскую оккупацию и знал, что это такое. Жители смотрели на нас с симпатией, одни женщины нас крестили, другие всхлипывали. Мое активное участие в эвакуации выразилось в том, что один раз я был назначен в городской патруль по пустеющим ялтинским улицам и раз поссорился с кадетами, бравшими на молу шинели из английских тюков, не успевших доехать до фронта. Генерал Врангель приказал оставить это обмундирование нетронутым, чтобы оно помогло русским людям, вольно или невольно оказавшимся под красными знаменами, перенести необычно суровую зиму 1920/21 года.1 ноября сводный Полтавско-Владикавказский корпус погрузился на плоскодонную шхуну «Хриси», совершавшую лишь местные рейсы. Когда мы отплывали, был безветренный и ясный вечер. На «Хриси» яблоку было негде упасть – все было заполнено кадетами, персоналом и корпусными семьями. Первая рота расположилась на палубе, всматриваясь в постепенно исчезающие огоньки «нашего» Крыма, нашей России. По-моему, лучшее описание прощания с родной землей дал в своих воспоминаниях творец «чуда в Крыму» сам генерал Врангель: «Спустилась ночь. В темном небе ярко блистали звезды, искрилось море. Тускнели и умирали огни родного берега… Вот потух последний… Прощай, Родина!..»
Разлука с Россией больно сжимала сердце, но не было ощущения, что это навсегда. Была даже не надежда, а уверенность, что исход из Крыма не окончание, а только перерыв в вооруженной борьбе против большевистского зла, завладевшего нашей Родиной. На корме стройно зазвучали голоса: кадеты всех корпусов любили и умели петь. Под темнеющим, уже не русским небом неслись старые народные, военные и казачьи песни, сменявшиеся новыми добровольческими о том, как «смело мы в бой пойдем за Русь святую и как один прольем кровь молодую»; «Вспоили вы нас и вскормили, России родные поля, и мы беззаветно любили тебя, Святой Руси земля». Эта грусть и жертвенная готовность умереть, «сложить головы», «пролить кровь молодую» была типична для Белого движения.
И. Сагацкий[192]
ХХХ выпуск[193]
Донской Императора Александра III кадетский корпус собирался всегда к началу учебного года 15 августа. К 6 часам вечера съезжались «звери»; к 8 являлись старшие классы. Отремонтированные за время летних каникул помещения корпуса быстро наполнялись оживленным гудением голосов.
Среди кадет за последние месяцы происходили перемены: заметно увеличивался рост, шире раскрывались плечи, менялся голос, уверенней становились движения, походка, кой у кого намечался уже пушок на лице. Каждый привозил с собой много новых впечатлений, и ими хотелось возможно скорее поделиться с друзьями-одноклассниками.