Кай и Герда

– Да, он пять минут назад звонил. Едет в третий адрес, во второй ему попасть не удалось. Она заглянула в свой список адресов.

– Еду в четвертый адрес, передай Арно, что на сегодня заканчиваем проверку. Скоро все закроется. Она с удовольствием покинула лабораторию и, усевшись на пассажирское сиденье в ауди Голдмана, скомандовала:

– В Софиенберг!

Раздел 23

Герда

Я сижу в нашей машине и жду, когда вернется Карл. Мы в самом центре, около вокзала. Брат стоит у забора, за которым ряды железнодорожных путей. Если он не придет, мы уедем ни с чем, и маме станет совсем плохо. Вот, этот маленький ушастый человечек подходит к забору с другой стороны и делает Карлу знак. Братишка просовывает две купюры сквозь отверстие в решетке, человек внимательно изучает их и передает ему пластиковый пакетик, а потом исчезает за одним из вагонов. Карл садится в машину.

– Как ты узнал про это место? Они же просто так не показываются, эти гоблины.

– Санни мне рассказал. Он давно берет кокаин у этого типа, тут тихо, посторонних глаз нет. Санни – наш осветитель, солнышко. На самом деле его зовут Александр Штейнберг. Санни из богатой семьи, а в цирке работает просто потому, что любит цирк. Он даже учился в университете, только бросил. С нами ему интересно, но без кокаина он уже не может. Мы с ним по очереди несём деньги к этому проклятому забору. Мы едем домой, Кай ругается, что испачкал брюки мазутом в траве около железной дороги, что мы просадили уже кучу денег на дурь, что надо было маму тогда зимой не слушать и устроить в больницу.

– Ну и как ты себе представляешь “не слушать маму”. Её невозможно не слушать. У нас есть Линда и мы в ответе за нее. Отец неизвестно где, на письма не отвечает. Я тебя боюсь потерять, ты женишься на Ренате, а я что буду делать?

– Тебе надо найти свою половинку, и будет тебе счастье. И Линду мы с тобой будем поддерживать, пока она не подрастет. Я не знаю, что такое искать половинку. Я одно целое и искать ничего не хочу. И в счастье я не верю. Счастье от секса, чужих трусов, грязной посуды и совместных походов по дорогим магазинам. Вот мамино счастье, это мы, а её половинка отвалила в Данию и трахает там молодую актриску. Илоне никогда не быть Снежной королевой, даже на роль Маленькой разбойницы она не тянет, просто маленькая смазливая тварь. Мы выходим из машины около тайской забегаловки, и я прошу Карла купить нам выпить. Карл относит маме домой пластиковый пакетик и возвращается. Мы садимся за столик у окна, он берет red label. Мне не очень нравится лекарственный привкус этого виски, но сегодня не хочется привередничать. После второй рюмки привкус уже не чувствуется. Карл измучен физически и морально. Уже две недели он никак не может устроится на работу. Ничего, скоро в Гласмагазинет откроется вакансия экспедитора, тот тип обещал ему, что обязательно примет его. Мы просаживаем последние мамины деньги. Мама – великая актриса, но обречена на жизнь в нищете, а мы сможем подняться в этой стране, жить, работать? В тридцать лет очень хочется верить, что твой талант пробьется и тебе не обязательно быть грузчиком или продавцом залежалого товара, расклеивать афиши разных наглых бездарностей и торговать своим телом. Я подаю объявление одно за другим, но сейчас не сезон. Театры на гастролях и вернутся только осенью. Работать в кафе мне совсем не хочется, вспоминаю буфетчицу в цирке, которую сначала совратил директор, а потом униформисты по очереди имели в подсобке.

– Налей мне ещё.

– Тебе хватит, – Карл выливает остатки уокера в свой граненый стакан и пьет безо льда.

– Вот так всегда.

Мы нехотя идем домой, просто потому, что нам некуда больше идти. Линда плещется в ванной комнате. Мама сидит на кровати и смотрит телевизор. На экране стендапер с идиотским монологом кривляется и делает паузы, чтобы публика поняла его глубокую мысль. Я дочитываю последние страницы Ирвина Шоу, жаль, книга закончилась. Накатывает грусть, я смотрю в потолок, заложив руки за голову, а потом закрываю глаза и проваливаюсь в сон. Мы сидим с Каем на парапете нашей зеленой лужайки в Сандекере, день жаркий, старик Бенни вылез погреть свои кости и сидит рядом в траве. Кай осторожно касается тыльной стороной моей щеки. Я просыпаюсь и подскакиваю на диване:

– Что случилось?

– Телеграмму почтальон принес матери. Мы всегда первыми прочитывали письма от отца, мама на это не обижалась. Он в последнее время в ее мыслях не присутствовал, будто и не было тех лет, что они прожили вместе. Кай разрывает ленточку, которой заклеена телеграмма. “Станислав Любич скончался 18 мая 2 часа ночи сердечного приступа. Похороны состоятся 20 мая кладбище “Молодежный дом” вынос тела 1 1 часов адресу аллея Ирнбан 87 наследование адвокат фирмы “Интегра Адвокатер Р.Изексен” Илона Эгерсхоф. 05.18.83”

– Вот и не стало батюшки. Фашистская пуля его на фронте не достала, а эта сучка Илона Эгерсхоф добила за два года. Кай прячет телеграмму в карман.

– Я должен там быть, надо съездить.