Каисса

Чтобы отвлечь себя, девушка начала присматриваться и пытаться угадать: что могло произойти и как все эти люди сюда попали? Она вообще любила так… поиграть в детектива, увидеть детали. Скорее всего, была какая-то драка. Пухляш грязноватый, с синяками на руках и лице, на виске – рана. Похожая рана на виске была у однорукого, а его шею и руку усеивали мелкие царапины. У мужчины в свитере шрамы покрывали всю голову, а самый большой, будто застежка на мягкой игрушке, красовался тоже на виске. И хотя уже рассасывались, явно были получены давно и вообще больше походили на послеоперационные, совпадение казалось странным.

– Что теперь со мной будет? – спросила вслух Клара.

– Тебе же сказали – в Германию отправят, – ответил однорукий.

– Я не хочу!

– А по-моему, очень даже хороший вариант, – сказал юноша напротив.

– Ты же из Обители. Далась она тебе, – вторил однорукий.

– В общине я нашла покой.

– Как вообще можно найти покой в таком месте? Никогда не понимал. Люди там даже в город нормально выйти не могут, живут коммуной, денег нет ни у кого, – произнес мужчина в свитере.

– Я не знаю. Покой – это ощущение. Трудно объяснить. Я жила в Дрездене, Бремене, Твери. Вечером подходила к окну и просто слушала звуки. Они меня тревожили: лай собак, пьяная речь, ругань, сигнализации, бьющиеся стекла. Теперь, когда я подхожу к окну в своем обительском доме, слышу шелест деревьев и пение птиц, смех, спокойную речь на разных языках, колокола. Витает запах свежескошенной травы. И шашлыка. Если это не покой, то что?

– Ну не знаю. Мне вот руку отрезали там, например. Может, ты, когда пение птичек слушаешь, крики людей не замечаешь?

Клара хотела было сказать, что сам виноват и что хорошим людям там просто так конечности не ампутируют. Но решила не обострять.

– Богдан, а с нами что будет? Вы же в МВД работали, наверняка уже знаете? – спросил юноша. Было видно, что он напуган: его руки мелко тряслись, шея напряглась, а губы сжались до белизны.

– Смотрите, как нас рассадили: вы двое в общей камере едете, – ответил однорукий. – Девчонку отдельно посадили, это правильно, так положено, чтобы женщины с мужчинами не содержались. Мало ли что у вас на уме… Этого – тоже отдельно, и всего заковали. Значит, как особо опасный числится. Он уже этапируется, считай. Вот что со мной будет – не знаю. Возможно, меня отдельно посадили как бывшего сотрудника: так тоже положено. Если по другой причине – дело куда хуже.

– А что нас в общей везут, это же… хорошо, да? – уточнил лысый.

– За решеткой хорошо не бывает. Но да: конкретно с вами двумя ничего не будет, наверное. Вас просто за компанию задержали. Лишь допросят в Управлении. В драке вы участия не принимали. У вас же все в порядке с чипами?

Значит, Клара угадала – была какая-то драка. И как минимум трое из присутствующих были знакомы между собой.

– Ну вообще-то, у нас как раз проблема с чипами, – ответил юноша. – У меня он сломан несколько дней, а у моего товарища его вообще нет. Причем он не состоит в Обители.

– Ну, значит, поедете после Управления в тюрьму оба.

– Я думаю, что Владимир Романович окажет нам протекцию, – сказал мужчина в свитере.

– Роман Владимирович, – поправил юноша. – Да, какое-то заявление имеется от него, занесено в Каиссу. Я думаю, в Управлении разберутся.

– Остается надеяться, – процедил мужчина. – Из этого автозака дороги назад нет. Бронированный. Полицейские с оружием в кабине сидят. В такой карете мне ездить не доводилось.

– Я тоже первый раз в подобной… ситуации, – соврала Клара, вспомнив свои ночевки в Gefängniszelle[42]

по молодости.

– Это еще он не по регламенту сейчас охраняется, – сказал однорукий. – Положено большее сопровождение – дополнительная машина с конвоем. Еще с нами должен ехать кинолог с собакой.

– Чего это они нас так слабо охраняют? – язвительно спросил юноша.

– Формально мы еще не заключенные, – ответил однорукий. – Последнее время штат полицейских сократили – все равно от Наблюдения никуда не сныкаешься. Наверное, не ожидали сопротивления. Мы-то ни в чем не виноваты. А этот вот, – кивнул он на «ниндзя», – был просто подозреваемым. Кто же знал, что он в бешенство впадет. Эй! Как там тебя? Режиссер? Ты же понимаешь, что подставил всех? Ты-то точно на пожизненное уедешь теперь. Еще и я ввязался в эту потасовку, чтобы нас пулями там не изрешетили. Эх… За сопротивление теперь нас всех кошмарить будут, полицейские явно обиделись. Чего? – спросил однорукий, посмотрев на стенку. – Себя на бутылку посади, урод!

Не отводя взгляда от потолка, закованный пухляш поджал губы и шмыгнул носом.

– Не режиссер он – репортер из Редакции, – поправил паренек. – Матвей Карпов. Не ожидали мы такой прыти от вас, Матвей.

Точно! Это же тот руководитель из Университета Редакции, вот откуда Клара его знает. Она помнила его, такого интеллигентного, тихого. А сейчас его этапировали, словно Ганнибала Лектера. Das ist doch verrückt![43]