В углу гостиной стояла наряженная тетей Луизой елка. Днем к Розенбергам на рождественский обед приехал Макс, решивший одним махом убить двух зайцев. Он учился летать и почти закончил обучение на пилота – как всегда, сдал экзамены на отлично, и его уже направили в призывную комиссию.
Анна рассказала ему, что после каникул собирается поступить на курсы по рисованию.
– Открытые уроки в настоящей художественной школе.
– Высший пилотаж! – заметил Макс (так выражали свое одобрение в Военно-воздушных войсках).
Тетя Луиза несказанно удивилась:
– Открытые уроки? Дорогая! Кого там только не встретишь…
Считала ли тетя Луиза это достоинством курсов или их опасным недостатком, было неясно. Но само существование таких курсов произвело на тетю сильное впечатление. В результате, когда Анна пришла на первое занятие в Холборнскую школу искусств, она испытала некоторое разочарование.
Анну направили в большую, почти пустую комнату, где у дальней стены располагались деревянный подиум и ширма. В комнате сидели несколько человек. Некоторые держали наготове чертежные доски, кто-то читал газету. Мало кто снял пальто: в комнате было очень холодно.
Почти сразу после Анны вошла женщина небольшого росточка и поспешила за ширму. Она со стуком опустила сумку на пол, и из-за ширмы выкатилась картофелина. Но женщина быстро ее подобрала и через короткое время появилась в розовом халатике.
– Иисусе, какая холодрыга, – сказала она, включила электрический обогреватель на подиуме и скрючилась рядом с ним.
К этому времени Анна вытащила из пачки (стоимостью один пенни) лист бумаги и прикрепила его к одной из чертежных досок (доски, как она поняла, предназначались для общего пользования), приготовила карандаш и ластик и, как другие студенты, села, удерживая коленями одну из деревянных конструкций и расположив на ней доску как на мольберте: можно приступать к обучению! Но ничего не происходило. С одной стороны от нее пожилая женщина вязала носок, с другой юнец лет шестнадцати приканчивал сэндвич.
Наконец дверь снова открылась и появился человек в спортивной куртке.
– Опять с опозданием, Джон! – пропел с сильным валлийским акцентом юнец, сидевший рядом с Анной.
Вошедший рассеянно оглядывал комнату голубыми глазами, пока не сосредоточился.
– Не нахальничай, Уильям, – сказал он. – Лучше нарисуй сегодня что-нибудь стоящее. А то расскажу твоему отцу, что я действительно о тебе думаю.
Юнец из Уэльса рассмеялся и произнес с деланным почтением:
– Слушаюсь, сэр!
А вошедший снял спортивную куртку и пошел совещаться с натурщицей.
Анна слышала, как они обсуждали что-то о позе стоя, но натурщица отрицательно качала головой.
– Не сегодня, мистер Котмор, – воскликнула она. – Мои ноги этого не выдержат.
Натурщица скинула розовый халатик и осталась стоять совсем без одежды. Электрический обогреватель отбрасывал красноватый свет на ее бочкообразный живот. Анна немного занервничала: каково это – стоять голышом в комнате, полной людей? Но остальные отнеслись к наготе женщины совершенно спокойно. И через пару минут Анна тоже свыклась с обстановкой.
– Я целый час простояла в очереди за рыбой! – пожаловалась натурщица.
И действительно: даже без одежды ее легко было представить в очереди с хозяйственной сумкой в руках.
– Тогда остановимся на сидячей позе, – сказал человек, которого звали Котмор.
Он набросил на стул, стоявший на подиуме, какую-то старую ткань. Натурщица села. Когда она приняла позу, устроившую Котмора, тот сказал:
– Сидите так, пожалуйста, до конца вечера.
Послышался шелест сворачиваемой газеты, женщина, вязавшая носок, неохотно смотала шерсть – и все начали рисовать.
Анна глядела то на натурщицу, то на чистый лист бумаги и думала: с чего начать? Она никогда никого не рисовала дольше нескольких минут. А сейчас ей предстояло заниматься этим два с половиной часа. Чем можно заполнить это время? Анна взглянула на девушку, сидевшую перед ней: та, казалось, заполнила штрихами весь лист. «Конечно, – подумала Анна, – большое изображение занимает больше времени. И можно прорисовать больше разных деталей!» Она сжала карандаш и начала рисовать.
Через час Анна нарисовала натурщицу до пояса. Правда, с плечами было что-то не то. Но Анне нравилось, как она прорисовала локоны. Теперь Анна готовилась приступить к рукам натурщицы, которые та держала чуть сбоку, прижимая к животу.
Но тут Котмор объявил:
– Перерыв!
Натурщица потянулась и закуталась в халат. А студенты отложили карандаши.
«Как не вовремя!» – подумала Анна. Она только-только вошла во вкус. Послышалось бормотание: студенты разговаривали между собой. Снова развернулись газеты, женщина рядом вернулась к вязанию. Анна почувствовала, что ее руки и ноги окоченели – несмотря на то, что она сидела в пальто.
– Холодновато сегодня, – заметил мужчина в шарфе и предложил Анне ирисок из бумажного пакета.
Натурщица спустилась со своего трона и медленно пошла вдоль мольбертов, разглядывая разные версии своего изображения.
– Ну, как мы тебя изображаем? – спросил господин Котмор.