Вместе с Бруно Павловски мы приняли решение усилить охрану перед домом Карла, так как уже начинают появляться папарацци. Один из них, с которым у меня завязалось приятельство, предупреждает меня. «Меня там не будет, – сказал он, – но приготовься: они скоро придут». Я помогаю Карлу перемещаться, порой просто закидывая его себе на плечо. Ему очень трудно ходить – боль постоянно пронзает спину. Ни он, ни я не хотим, чтобы кто-то это увидел.
14 февраля 2019 года
Состояние Карла быстро ухудшается, он дышит с трудом и порой звонит ночью по нескольку раз. Я выхожу из своей квартиры на улице Лилля и иду на набережную Вольтера навестить его. Массирую ему спину, помогаю привести себя в порядок. Л. подталкивает меня к этому; мне страшно, но она права. У меня никогда не было близких отношений с родителями, и я не знаю, как делаются такого рода вещи. По причине его и моей стыдливости и того, что я, вообще-то, по природе молчун, мы, признаться, мало разговариваем. И точно не говорим о физиологических трудностях. Иногда болтаем о наших котейках. Карл подарил мне кошку породы саванна, которую я назвал Блю. Та, что была до нее, – Мину, беспородная кошка, – жила у меня с 2007 года и в конечном счете оказалась за столом Карла.
Целыми днями я не отхожу от него. Прогнозы очень плохи, но еще есть капля надежды. Лучевая терапия истощает его, он очень устал, теряет аппетит.
В четверг 14 февраля звоню врачам, так как вижу, что Карлу очень трудно дышать – труднее, чем обычно. Устраиваюсь в госпитале рядом с ним. Перед дверью его апартаментов размещаю постоянную охрану. Карл теперь совсем почти не отвечает на сообщения, но не хочет об этом говорить. Только Бруно Павловски, глава модного бизнеса Дома
Когда я говорю ему, что сегодня он выглядит лучше, чем вчера, он отвечает: «Хуже, чем завтра». И добавляет: «Мне осточертело безделье».
Один из врачей намекает мне, что не совсем понимает, что происходит. Он хочет положить Карла в реанимацию и исследовать его легкие, заполненные водой. Я чувствую, что анестезиолог напряжен. Карл просит у меня бумагу и что-то пишет.
Я не могу войти в палату реанимации, но хотя бы вижу Карла. Врач смотрит мне прямо в глаза: «Я думаю, он не продержится эту ночь. С ним что-то не так, я не имею права впускать тебя туда, но он постоянно просит, чтобы ты пришел». А потом добавляет: «Иди, иди к нему». Я опустошен. Подхожу к Карлу. Он говорит мне: «Все неправильно, мне слишком больно. Пожалуйста, сделай что-то, чтобы мне стало легче». И это говорит он – Карл, который никогда не жалуется. В палате холодно, он заледенел. Его увозят в другую, где он будет под постоянным наблюдением, потому что снова нужно дренировать его легкие. Франсуаза, которая ухаживает за Шупетт, оставшейся в госпитальных апартаментах Карла, тоже здесь. Мы изо всех сил стараемся скрыть от медицинского персонала, что притащили в больницу кошку.
Восемь вечера. Лоран, один из лучших моих приятелей, который живет в Нейи, звонит мне и предлагает привезти чего-нибудь поесть. Он, конечно, всего не знает. Набираю Бруно Павловски и говорю, что ситуация накаляется. Бруно успокаивает меня. В тот вечер я сплю один на своей кровати, в комнате, примыкающей к апартаментам Карла. Сам он в палате, заставленной медицинским оборудованием. Медсестра сняла с него кольцо, у него сильно отекли пальцы. Я убираю его вместе с остальными вещами. Карл подавленно шепчет: «Все-таки это глупо: иметь три