Как делаются деньги?

Обратившись к идеям Джорджо Агамбена, мы можем охарактеризовать природу межбанковского денежного рынка как «зону неразличимости»[213]. Различие между государством и частными банковскими агентами стирается точно так же, как стирается граница между кредитными и фидуциарными деньгами на межбанковском рынке. Межбанковский рынок – это место, где частные агенты торгуют ликвидными активами с целью извлечения прибыли. Но в то же время это и рынок, где центральный банк играет ключевую роль, используя свою монополию на выпуск фидуциарных денег от имени государства. Эта монополия не только используется для обслуживания интересов частных банков; она даже подрывает свое собственное значение, наделяя частные банки де-факто возможностью выпускать кредитные деньги, которые функционируют как будто они настоящие, фидуциарные. Когда центральный банк распространяет на частные банки такие привилегии, как доступ к дисконтному окну (заемным средствам, предоставляемым центробанком), гарантии кредитора последней инстанции и страхование вкладов, разница между государственными и частными рыночными агентами становится чрезвычайно размытой.

Вероятно, наиболее наглядным примером является Федеральный резерв США. Федеральным резервом по факту владеют частные банки, которые составляют американскую банковскую систему, хотя его действия, по идее, находятся под контролем и наблюдением со стороны конгресса. Федеральный резерв описывает свой статус следующим образом: «независимый орган внутри правительства»[214]. Двусмысленность этой фразы, возможно, лучше всего интерпретировать как симптом того, что политическая роль Федерального резерва является предметом непрекращающейся борьбы и отнюдь не тривиальна. Или же, как сформулировал один критик: «Федеральный резерв США не более федеральный, чем Federal Express

[215]».

Агамбена интересуют правовые парадоксы, связанные с чрезвычайным положением. Когда суверен объявляет чрезвычайное положение, он использует свою законную власть, чтобы приостановить саму власть закона:

Если особенностью чрезвычайного положения является приостановление (полное или частичное) правопорядка, то как подобный перерыв может по-прежнему осмысляться в рамках правовой сферы? Как аномия может быть вписана в юридический порядок? И если чрезвычайное положение, напротив, есть лишь ситуация, фактически чуждая или противоречащая закону, тогда почему установленный порядок содержит лакуну именно в том, что касается принятия решения о чрезвычайном положении? И в чем заключается смысл этой лакуны?

В действительности чрезвычайное положение располагается не вне и не внутри правопорядка, а проблема его определения связана прежде всего с порогом, или зоной неразличимости, где внешнее и внутреннее не исключают друг друга, а сливаются в одно[216].