И все же, даже после смерти, Зощенко был оставлен под подозрением. Хотя в 60-е — начале 70-х гг. изредка и в крайне усеченном виде его произведения появляются в свет, но говорить о них рекомендовалось (а вернее — разрешалось) как можно меньше и обязательно в иде-ологически-выдержанном тоне. Время от времени выходили его однотомники и даже двухтомники, но корпус текстов тщательно при этом выверялся, отсекалось всё, что не совпадало с «текущим моментом» в идеологии. Не могло идти речи о публикации не издававшихся ранее текстов писателя, да и многие произведения, созданные в относительно либеральные 20-е годы, не имели шанса увидеть свет в печати. Так, например, под занавес «оттепели», 26 апреля 1963 г., Зощенко фигурирует в «Справке о некоторых вопросах политико-идеологического содержания художественной литературы». Вначале с «чувством глубокого удовлетворения» констатируется, что «…политико-идеологическое содержание художественной литературы и изопродукции в ленинградских издательствах в основном соответствует требованиям, предъявляемых Партией и Правительством к советской литературе и искусству. Выпущенные за последние два года книги написаны с позиций социалистического реализма. Они партийны, народны, помогают делу строительства коммунизма». Дальше, как и положено, начинается негативная часть справки: «Но иногда у некоторых авторов наблюдается некритический подход к отбору фактов для своих произведений». В качестве примера приводится содержание ленинградского сборника «День поэзии» за 1962 г., о котором речь шла выше, но большую часть справки занял «анализ» книги Зощенко: «В январе 1962 г. была подписана к печати, а в апреле 1962 г. вышла в свет книга “Неизданные произведения” М. Зощенко. В книге в ряде случаев гитлеровские солдаты рисуются добродушными простачками (рассказ “Хозяева идут”), а условия партизанской борьбы облегченными. Вот в рассказе “Федот, да не тот” утверждается, что уже с конца 1943 года население приходило в партизанский отряд как в свое советское учреждение, находящееся в тылу у немцев. “Приходили люди по многим делам своим. И даже, не страшась немцев, везли на санях больных лечиться… Между прочим, в отряд пришел один гитлеровец, солдат, служивший в комендатуре при волости. Пришел он с жалобой на своего коменданта, который побил его по лицу” (с. 127).
В рассказе “Хозяева идут” на стр. 121 нами был снят текст с описанием героической смерти немецких солдат, облагораживающем фашистскую армию: “Я тоже считаю, что немцы не трусы. Они очень, очень смело дерутся и умеют храбро умирать. Помню, мы догнали в поле одну группу немцев. Деваться им было некуда. Они встали у стога сена, крепко взяли друг друга за руки и стоят. И вдруг тихо начали петь. Мы кричим им, кричим: “Сдавайтесь, фрицы!”, а они отрицательно качают головой и продолжают петь” (этот фрагмент подчеркнут. —
В “Рассказе знакомого полковника” дано неправильное описание кадров руководителей колхозов. “По нашим прежним понятиям, Петруша, председатель колхоза, — это недоучка, а то и попросту серый мужик. Сами из деревни, знаем, как у нас нередко бывало! Как не рассмеяться, если я занял должность, какая раньше не требовала ничего, кроме, пожалуй, умения произносить цветистые речи с трибуны (с. 211)” (подчеркнуто. —
Крайне ревниво и настороженно относилась ленинградская цензура к публикациям, посвященным жизни и творчеству писателя. Журнал «Аврора» намеревался в 1975 г. откликнуться в июльском номере статьей, посвященной 80-летию со дня рождения Зощенко. В «Информации о политико-идеологических замечаниях по материалам журнала “Аврора”, № 7 за 1975 год», опять-таки посланной в обком, сообщалось, между прочим: «В этот номер журнала редакция поместила статью Владимира Соловьева “Литературный герой: функция и фикция”.