Как я год жила по Библии

И Иисус, и Павел высоко ставили воздержание и девственность. На протяжении столетий роль девственниц и вдов в Церкви была так высока, что огромная часть христианской литературы посвящена именно им. Среди раннехристианских мучеников, претерпевших страшные пытки и казни ради Христа, особенно прославлены незамужние девы: Агата (ее хлестали бичами, жгли на огне, вырывали из нее крюками куски мяса, но она не согласилась выйти замуж за язычника-правителя Сицилии), Агнесса (обезглавлена за то, что отвергала всех женихов и посвятила себя Христу), Люция (казнена за то, что отказалась выйти замуж и вместо этого раздала свое имущество нищим), Бландина (молодая рабыня, брошенная диким зверям за исповедание Христа), а также женщины, которые поставили мученичество выше материнства: Фелицата (казнена вместе с семью сыновьями за то, что отказалась приносить жертвы императору) и Перпетуя (брошена на съедение зверям за то, что не пожелала отречься от Христа, хотя отец умолял ее сделать это ради младенца-сына).

Маятник качнулся в обратную сторону во время Реформации, когда Лютер и другие реформаторы, отрицая монашество, поставили домашние и семейные добродетели превыше суровой аскезы. «Из Слова Божьего и из дел Божьих ясно, – писал Лютер, – что женщина создана быть либо женой, либо блудницей».

Быть может, настанет когда-нибудь день, когда всех женщин, независимо от их семейного положения и успехов в размножении, Церковь начнет почитать одинаково.

Мне понятно, что многие пасторы превозносят материнство, желая что-то противопоставить современной культуре, нередко унижающей и обесценивающей матерей. Это благородная цель: несомненно, Церковь должна быть местом, где матерей одобряют, почитают и поддерживают. Но учение о том, что материнство – высшее призвание женщины, звучит просто жестоко по отношению к тем, кто не может выйти замуж или иметь детей.

Об этом хорошо пишет в своей книге «Половина Церкви» Кэролин Кастис Джеймс:

Когда о женщинах говорят только в терминах брака и материнства, это попросту не соответствует жизненной реальности большинства из нас. Даже у тех женщин, что радуются и супружеству, и материнству… значительная часть жизни проходит без мужа и без детей… Более того, традиционный месседж для женщин в этой сфере вызывает ненужное напряжение и тревогу: выходит, женщина должна выйти замуж любой ценой, и какой-нибудь неудачный телефонный разговор способен привести не только к разрыву с мужчиной, но и к крушению всей ее жизни.

Когда мы говорим, что путь женщины к Богу начинается с венчания, выходит, что незамужним женщинам нам сказать просто нечего – разве только то, что в их жизни никакого смысла нет, но, может быть, еще появится[79].

Мое высочайшее призвание как христианки – не рожать детей, а следовать за Христом. А следовать за Христом может любая женщина, замужняя или незамужняя, богатая или бедная, больная или здоровая, бездетная или Мишель Даггар.

Однако от религиозных убеждений, вбитых в голову в детстве и юности, так просто не избавишься; и в последние восемь лет каждые месячные я встречаю со смесью облегчения и чувства вины. Умом понимаю, что не должна рожать, чтобы угодить Богу; и все же ощущение себя грешницей нарастает – и венчает собой все страхи по поводу материнства. Что останавливает меня от того, чтобы бросить компьютер и нырнуть в море грязных подгузников? Эгоизм, что же еще. Будь у меня больше веры, я встречала бы тридцатилетие – до него, кстати, осталось меньше месяца – без размышлений о «тикающих часиках», банковских счетах и о том, как страшно «потерять себя» в череде игр, считалок и дней рождения. Видите ли, я знала лет с десяти, спокойно, уверенно и совершенно точно, что хочу стать писательницей – но никогда толком не понимала, хочу ли быть матерью. «Что со мной не так? Где же материнские инстинкты? Может быть, такой странной, ненормальной женщине, как я, и не стоит иметь детей?»

Когда на почту пришла первая партия «родительских Библий», я начала рыться в них в поисках ответов. Однако все эти книги, кажется, согласны друг с дружкой лишь в одном: беременным надо принимать витамины. О том, как растить детей, написаны целые тома, но почти никто не пишет о главном – о том, надо ли. Так что, как я вдруг поняла, фундаменталистский подход меня и отталкивает, и привлекает – он, по крайней мере, ясен и однозначен. А здесь я продираюсь сквозь серый туман в поисках черного и белого. Как и все, кто ищет истину из страха, я отчаянно жажду, чтобы кто-нибудь наконец сказал мне, что делать.