Как написать зажигательный роман. Инсайдерские советы одного из самых успешных литературных агентов в мире

К началу романа Джон Киплинг живет у озера Генри уже несколько лет. Ранним осенним утром перед работой Джон плывет в каноэ по озеру, желая навестить семейство гагар, которые вот-вот улетят зимовать на юг.

Как и положено, восход на озере начался в свое время. Кромешная чернота, к полуночи углубившаяся до синевы, медленными ленивыми шагами направилась к свету. Постепенно прорисовались и верхушка дерева, и крыша дома, и длинный язык старой деревянной пристани. День предстоял ясный. Туман, однако, не спешил рассеиваться, и затянутое им озеро походило на небольшой бассейн из молочного стекла. Берег, в другое время дня сверкавший яркими красками золотой осени, сейчас казался покрытым акварелью – прозрачно-оранжевой, золотистой и зеленоватой. Лишь более явственные мазки клюквенного или темно-синего цвета указывали на то, что здесь стоит дом, но очертания его терялись в тумане, а отражение расплывалось. Воздух был так тих и спокоен, что казалось, будто все вокруг укутано в глухой, мягкий кокон.

В этот чудесный час Джона Киплинга не устраивало только одно: холод. Он еще не успел привыкнуть к тому, что лето уже кончилось, хотя дни стали заметно короче, чем два месяца назад, солнце садилось раньше и вставало гораздо позже, чем в июле, да и ночной холод отступал медленнее. Джон чувствовал это. Его гагары тоже. Та четверка, за которой он наблюдал, – пара взрослых птиц и двое их потомков – останется на озере еще недель пять. Но они уже начали беспокоиться и поглядывали на небо явно не в страхе перед хищником, а в ожидании осеннего перелета.

…

Вскоре ближайшая гагара вытянула шею вперед и издала долгий, низкий, протяжный звук, немного похожий на плач койота. Но Джон никогда не перепутал бы эти звуки. Гагара кричала примитивнее, а вместе с тем изысканнее.

На сей раз птицы начали диалог. Одна взрослая гагара подзывала к себе другую, находившуюся от нее на значительном расстоянии. Но, даже сблизившись до десяти футов, они продолжали свою беседу, почти не открывая клювов и лишь надувая вытянутые шеи, чтобы обменяться «репликами».

По коже Джона побежали мурашки. Вот для чего он вернулся на озеро. Вот почему, прокляв и покинув Нью-Хэмпшир пятнадцатилетним юнцом, в сорок вернулся сюда. Одни считали, что Джон решился на это ради работы, другие – что ради отца, но истинной причиной его возвращения были птицы. Они символизировали для Джона нечто первозданно-дикое, но простое, откровенное и надежное[32].

Прошу вас еще раз прочесть этот отрывок. Прежде всего он впечатляет тем, что Делински начинает свой роман с главного табу для вступления – с описания природы. Как ей удается то, за что менее опытные писатели получили бы выволочку от критиков? Делински пишет очень красиво, но обратите внимание, какое напряжение она впускает в свои описания: