Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки

Его доводы выглядели примерно так: все вокруг нас подвергается распаду; живые существа умирают, скалы разрушаются и крошатся, вода испаряется, дерево гниет. Но тем не менее по-прежнему есть живые существа, скалы, реки, леса. Так должно быть потому, что первичная материя, из которой они состоят, сохраняется. И со временем она преобразуется и все эти субстанции воссоздаются. Демокрит представлял Вселенную, полную таких же миров, как наш, которые бесконечно разрушаются и преобразуются.

Возможно, если бы теория Демокрита не проиграла в битве идей в Древней Греции, она бы привела к чему-то вроде рождения современной науки. Но она проиграла. Вселенная, состоящая из четырех элементов, предложенных Эмпедоклом, – огня, воды, земли и воздуха, – Вселенная без пустоты, в которой даже космическое пространство было заполнено «эфиром», оставалась стандартной моделью вплоть до Ньютона.

Одна из основных причин заключалась в том, что такую модель отстаивал Аристотель. Работы Аристотеля по физике – черт возьми, да его работы почти по всем вопросам – сформировали представления о мире в Античности и в Средневековье. Только один человек по гениальности и влиянию не уступал Аристотелю. Время поговорить о Платоне.

– Время поговорить об ужине.

О, я слишком долго ходил по окрестностям. Зажглись фонари и фары машин, отбрасывавшие замысловатые тени. Первые пассажиры, вернувшиеся из города, заполняли тротуары. Времени для обсуждения философии не осталось.

– Хорошо, дружок, дом ждет.

– И ужин.

– И ужин.

– Только еще одно.

– Да?

– А что это за белое вещество в птичьем помете?

– А, ну это тоже птичий помет.

Прогулка седьмая

Наполнение форм и проблема универсалий

Во время нашей второй прогулки, посвященной метафизике, мы с Монти обсуждаем теорию идей-форм Платона и связанную с ней «проблему универсалий», иными словами, какова взаимосвязь между общей идеей о собаке и любой конкретной собакой. Существуют ли общие идеи на самом деле, или это не что иное, как просто полезные слова? Мы также поговорим о чайках.

Даже когда Монти был молодым и бойким, он не слишком-то стремился на последнюю прогулку в конце дня, особенно зимой. В такие дни он бурно негодовал, когда его вытаскивали наружу в холод. Я прокричал обычное радостное «гулять!», но вместо нетерпеливого цоканья коготков по полу ответом было молчание, и мне пришлось идти искать Монти в его логове. Он спал на нашей кровати, соорудив некое подобие гнезда из моей пижамы. Рядом лежал его игрушечный ягненок и коробка с зубной нитью, которая была его любимой игрушкой для жевания. Я мысленно сделал заметку, что надо купить еще зубную нить, зная, что я, скорее всего, забуду и вспомню об этом, только когда обнаружу, что чищу зубы чем-то с привкусом дыхания Монти.

– Идем, приятель, – сказал я, – мы еще не закончили с метафизикой.

Монти посмотрел на меня скорбным взглядом, говорившим, что только садист способен потащить его на улицу в такую мерзкую погоду.

Мы пошли вниз по улице в парк на углу, темный и опустевший в этот час. Жарким летом мы бы увидели только бездомных, сооружающих себе место для ночлега из сломанных картонных коробок и спящих под деревьями. Но сейчас мы были одни. Я сел на скамейку, погруженную, как в бассейн, в приглушенный неоновый свет, отбрасываемый ближайшим уличным фонарем, пока Монти обнюхивал увядшие деревья, бесцельно оставляя метки. А затем он подбежал ко мне и положил передние лапы на мое колено.

– Забирайся! – сказал я, ожидая, что Монти запрыгнет сам. Но он просто смотрел на меня, и в его глазах отражался уличный свет. Поэтому я поднял его на колени, и он уютно устроился, согреваясь после вечернего холода.

– Удобно?

Монти вздохнул и зарылся еще глубже, проползая под мою куртку.

– Мы видели, как досократики пытались осмыслить мир, разбирая его на элементы или составляющие, а затем создавали различные космологии для объяснения нашего места во Вселенной. Некоторые из них интересны, другие безумны. Немногие из них сохранились надолго в качестве традиции. И мы уже встречались с Платоном и его учителем, Сократом, во время прошлых прогулок. Обсуждая этику, мы рассмотрели, что Платон предполагает, будто имеется сущность, благо, которая обитает в загадочном мире за пределами нашего. Платон утверждает, что любой совершенный нами поступок хорош настолько, насколько он «причастен» этой сущности, идее блага. Мы пришли к выводу, что это не очень-то помогает, если речь идет о принятии решений об этичном поведении, но давай теперь исследуем более обширную теорию, в которую укладываются представления Платона об этике.