Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

Действующая армия.

15. VIII.1941 г.

Наталочка, родная моя, как я соскучился по тебе и дочери, как истосковалась душа! Очень прошу тебя: как только получишь новый номер полевой почты, напиши мне подробно — как устроилась в Магнитке, как там тебя встретили; как обстоят материальные условия? Напиши мне, что такое Магнитогорск сегодня.

И вот еще о чем прошу: сообщи мне все, что узнаешь о судьбе матери и семьях моих сестер — где они, что с ними? Все сердце изболелось из-за неведения и страха за судьбу близких, родных мне людей.

Обнимаю, родная моя, крепко целую тебя и Танюшу. Желаю вам счастливого пути на Урал, столь дорогой и близкий нашим сердцам.

Твой Николай.

Магнитогорск.

Январь, 1942.

Мой дорогой, любимый!

Словно сердце мне подсказало эту радость и послало скорее домой. И верно, дома — твое письмо, такое дорогое, столь долгожданное. Ты — жив, жив, жив!.. Это для меня главное. Я столько передумала, перестрадала за эти долгие месяцы. Знала, что участвуешь в боях за Москву. Но главное для меня — знать, что жив и здоров. […]

Спасибо за присланную мне твою статью из красноармейской газеты. Правда, когда прочла заголовок «На фронт! На защиту родной Москвы!» — у меня сердце оборвалось: ведь в самое пекло, на самую горячую точку. Но потом, когда прочла твою статью, то прониклась твоей убежденностью, твоей верой в победу.

Можешь себе представить, с какой радостью, торжеством, гордостью мы все здесь читали вести о разгроме немцев под Москвой!

Как я горжусь тобой, мой родной! И как я боюсь за тебя… […]

Когда мы с Таней приехали в Магнитогорск, здесь уже были все твои сестры с семьями и мать. Ну, а мы, то есть я с Татьяной и две семьи твоих сестер, которые эвакуировались в Магнитогорск, поселились в квартире на «Щитовых», в бараке. Тесно, но все же под крышей, на своей постели. Все здоровы, все трудятся. Дети — кто в школе, а кто и дома.

[…] Уже много вдов. Ужасно больно смотреть им в глаза. Вдовы в двадцать, в тридцать лет! Я, глядя на них, представить не могу: о чем они думают в темные бессонные ночи?

Прости, родной, за эту грустную лирику. […]

Все наши мысли о тебе, родной ты наш, чтобы ты был жив и здоров, чтобы скорее наша армия разбила врага и наступил мир.

Ты просишь написать о жизни матери, сестер. Они тебе сами напишут. Но вот о чем должна сама сообщить с горечью, с тяжелым сердцем: Вениамин — муж Софьи — пропал без вести. Эта весть омрачает жизнь всех нас. Но что поделаешь — война.

Дочурка шлет тебе тысячу поцелуев и уверяет всех, что «папка фашистов побьет и приедет». Говорят: истина глаголет устами младенцев. Вот бы так свершилось!

Целую тебя, думаю о тебе, жду тебя.

Твоя Наташа.

Действующая армия.

20. XII.1942 г.

[…] Наталочка, ты мне не ответила — получила ли вырезку из «Правды», которую я тебе послал, — стихотворение К. Симонова «Жди меня…»

Жди меня, и я вернусьВсем смертям назло.Кто не ждал меня, тот пустьСкажет: «Повезло».

Не понять, не ждавшим, им,Как среди огняОжиданием своимТы спасла меня.

Эти чудесные строки всегда со мной, они как бы лечат меня, вселяют веру, надежду. И не только на меня так действуют эти глубокие и чистые строки. Читаю бойцам их и по лицам вижу: оттаивают сердца, растет вера в завтрашний день, теплыми взглядами они подбадривают меня и себя. Жди! […]

Целую крепко-крепко тебя и дочурку.

Николай[765].