Пусть читателя не удивляет, что выдержки из опубликованной в конце 1951 года статьи руководителя танцевального коллектива Дворца культуры Челябинского тракторного завода имени Сталина Н. Н. Карташовой, характеризующие педагогические убеждения хореографа, приведены здесь, а не в очерке о Карташовой-педагоге. В данном случае в центре интереса находится не ее дидактический символ веры, а язык, которым она его излагала. Н. Н. Карташова, несомненно, в совершенстве владела официальным политическим языком, характерным для советского дискурса о хореографической художественной самодеятельности. Ему, как мы уже знаем, были присущи указания на высокую идеологическую и воспитательную миссию самодеятельного творчества, которую челябинский хореограф в своей статье ставит во главу угла собственной деятельности. Обязательными компонентами этого дискурса были создание репертуара на основе аутентичного народного танца; жизнерадостность советского народного танцевального творчества, прежде всего в деревне, как отражение позитивных перемен в жизни народа; необходимость обращения хореографов к современной тематике и организации учебы для руководителей танцевальных коллективов. Все эти смысловые компоненты представлены в текстах Карташовой, и наиболее ярко — в ее статье 1951 года.
При выборе репертуара мы руководствуемся главным образом теми задачами, которые поставлены перед нами партией в деле пропаганды подлинно национального танца. Прежде всего, мы обращаемся к неиссякаемому роднику народного искусства, тщательно его изучаем, чтобы создать произведение, созвучное духу нашего времени. «И песни, и пляски создавались народом на протяжении десятилетий и даже столетий, — писал М. И. Калинин, — народ оставлял в них только самое ценное, бесконечно совершенствовал и доводил до законченной формы. Ни один великий человек не может за свой короткий век проделать такой работы, — это доступно только народу. Народ является и творцом, и хранителем всего ценного».
Вот почему это искусство народа мы должны изучить и сохранить[758]
.Ссылки на соответствующие высказывания советских политиков были общепринятым приемом советской аргументации, придававшим солидность и убедительность тексту. Этим приемом вполне владела и Н. Н. Карташова. Интересно, что в начале 1950-х годов, когда многие политические лозунги 1930-х были сданы советской официальной риторикой в архив, хореограф продолжала ими пользоваться. Так, для объяснения перемен в эмоциональном арсенале народных танцев, она, как и ее коллеги в середине 1930-х годов, пользовалась знаменитой фразой И. В. Сталина о том, что «жить стало веселей», а использование сложной хореографической техники — тоже в духе 1930-х — развенчивала как «трюкачество»: