Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности

Означает ли это, что дебаты подрывают убежденность тех, кто в них участвует? Я так не думаю, но это действительно дает нам иной способ понимания самого термина «убежденность». При традиционном подходе убежденность рассматривается как то, что мы выносим на обсуждение. Альтернатива же заключается в том, чтобы рассматривать ее как то, что мы извлекаем из бурных дебатов. В общем, это скорее ресурс не вводимый, а выводимый. Цель дебатов и споров заключается не в том, чтобы защитить свои текущие убеждения от внешних нападок, а в том, чтобы играть и экспериментировать до тех пор, пока не придешь к новым идеям, достойным твоей поддержки.

Конечно, такое непредубежденное, открытое ко всему новому исследование может привести к более умеренным, скромным убеждениям. Но это будет проблемой, только если сила убежденности отождествляется с экстремальностью ее содержания. Догматические убеждения соблазнительны и всепоглощающи, но при этом очень хрупки. Более взвешенные позиции не такие горячие, зато, как правило, более долгосрочные. Как писал в 1955 году известный тренер по дебатам из Университета штата Айова Крейг Бэрд, здравая убежденность произрастает из 

зрелых размышлений, и задача дебатов в том, чтобы «способствовать созреванию такого рефлексивного мышления и убежденности»[167].

Впрочем, Бэрд мог сказать и больше. Для философа Джона Стюарта Милля, который развивал многие идеи в соавторстве со своей возлюбленной и сотрудницей Харриет Тейлор, свободные дебаты – единственное,

что оправдывает непоколебимую убежденность. Только они придают нам уверенность в том, что наши убеждения могли бы быть опровергнуты, но опровергнуты не были. Откуда же Милль взял эту идею? Одним из тех, кого он считал авторитетом, был Цицерон, в частности, его секрет успеха в суде: «Этот величайший – за исключением еще одного – оратор древности оставил в записях свидетельство о том, что он всегда изучал кейс своего оппонента так же тщательно, как и собственный, если не тщательнее»[168].

Самый очевидный способ использовать эту мощь дебатов в повседневной жизни заключался в том, чтобы… ну да, спорить. Перспектива формальных раундов со случайно распределяемыми позициями сторон в быту представлялась сомнительной, но эта идея начала постепенно набирать обороты в рабочей среде. На свободу ее выпустил легендарный инвестор Уоррен Баффет, который начал нанимать двух консультантов на каждую потенциальную сделку по приобретению. Один должен был выступать за сделку, а другой против, и победитель получал «скажем, в десять раз больше символической суммы, выплаченной проигравшему»[169]. Некоторые аспекты этой идеи переняло даже разведсообщество США. После катастрофических провалов разведки в начале 2000-х эта служба старалась максимально разнообразить точки зрения внутри организации, привлекая, среди прочего, внешних экспертов «для изучения альтернативного взгляда или подхода к проблеме и для споров о плюсах и минусах оценок и суждений, отягощенных неопределенностью и неоднозначностью, то есть для дебатов»

[170].

Но чтобы пожинать некоторые из этих плодов, нам вовсе не нужно организовывать дебаты в формальном виде в быту. Например, в моих спорах с родителями самыми удивительными были моменты, когда ситуация выходила за рамки сценария. Мама могла сказать что-то вроде: «Думаю, ты мог бы ответить на это…» или «А с другой стороны…», после чего принималась опровергать собственные идеи. Это обычно побуждало меня неуклюже защищать ее первоначальные утверждения, и в результате мы на какое-то время менялись позициями. А папа, чтобы показать, что еще не до конца определился с мнением о чем-то и хотел бы перепроверить свой аргумент, мог сказать: «А сыграю-ка я адвоката дьявола…» или «Ну, просто как вариант…»

Каждый из этих жестов приоткрывал некоторое пространство между нашими идеями и нашими эго, в котором мы могли проверять свои убеждения и при необходимости изменять их. Это было пространство для игры – редчайшая штука в высококонфликтных ситуациях и, пожалуй, самая в таких ситуациях необходимая.

* * *

Обед перед вторыми дебатами в церкви прошел как обычно. Юноши с нарочитой беззаботностью внесли столы в столовую, светлое функциональное помещение, чем-то напоминающее спортзал; люди повзрослее несли стулья и детские креслица. Кухонный конвейер подавал дымящиеся тарелки с рисом и супом к проходу, где стояла другая группа, готовая их принять. Старшие давали инструкции детям, раскладывавшим приборы на столах.

Никто за обедом не обсуждал ни предстоящее собрание, ни собрание на прошлой неделе. Говорили об обычном – детях, политике, работе, – много смеялись над шутками друг друга. Но, по мере того как трапеза двигалась к концу, помещение все больше окутывалось предчувствием надвигающегося мероприятия. Все вроде были по-прежнему заняты беседой и едой, но по глазам прихожан читалось, что мыслями они уже далеко.