Эти четыре вопроса применимы и к аргументам, которые мы приводим в повседневной жизни. Мы, конечно, не можем спланировать заранее суть всего, о чем будем говорить, но добраться до середины течения остальных трех элементов можно без особого труда. Представим, например, что старшая дочь в семье из пяти человек выступает против планов родителей завести собаку; в этом случае она тоже могла бы подкрепить свою позицию аргументом, отвечающим на четыре перечисленных выше вопроса.
Что?
Мы не должны брать собаку, потому что никому не захочется ее выгуливать.Почему?
Все слишком заняты. По средам мы возвращаемся домой только после восьми вечера.Когда?
В последний раз мы завели золотую рыбку, и она очень быстро скончалась, потому что никто в семье за ней не ухаживал.Кого касается?
Собака без регулярных прогулок будет несчастной, а члены семьи станут ссориться из-за того, кому ее выгуливать.Я почувствовал, что в классе становится жарко, хотя газовая колонка в углу выглядела такой же бездействующей, как всегда. Охваченный энтузиазмом, я тут же взял на себя обязательство подготовить за четыре недели сотню убедительных аргументов – цифра круглая и достаточно нелепая, чтобы обоснованно предположить, что без магии в выполнении этого плана мне не обойтись.
В первые дни, реализуя этот амбициозный план, я работал со своими четырьмя вопросами только дома, за письменным столом, в полном уединении, таясь даже от родителей. Но вскоре я понял: масштаб поставленной задачи настолько велик, что при таком темпе для ее выполнения придется вкалывать круглосуточно. И я начал писать в электричке по пути в школу и в библиотеке во время большой перемены. Я сформулировал два аргумента в защиту идеи «Мы должны ввести стопроцентный налог на наследство». И по одному для каждой стороны по теме «Прививка от инфекционных заболеваний должна стать обязательной». И так далее и тому подобное.
Вскоре школьные друзья начали посматривать на меня косо. Джим, Джон и Джейк открыто выражали презрение, решив, что я, как последний ботан, корплю над школьными заданиями, а когда я объяснил им, в чем дело, презрение сменилось замешательством и вопросами вроде: «А с тобой вообще все в порядке?» Даже ребята из дискуссионного клуба спрашивали, не слишком ли серьезно я к этому отношусь: «Ты же сам говорил, что сборную штата отбирают от балды и тебе на это плевать. Что, забыл уже?»
Но мне действительно нравились прогимнасматы, ведь в других жизненных ситуациях я крайне редко решался с кем-либо спорить. Из взрослых, даже учителей, мало кто задавал нам, подросткам, серьезные вопросы, действительно рассчитывая услышать ответ. Некоторые из школьных предметов в этом плане были лучше других, скажем, английский язык и история – там хоть требовали писать эссе, но в большинстве случаев вознаграждалась банальная зубрежка. А за стенами школы меня и вовсе ждали джунгли игровой площадки, где авторитет разума ценился неизмеримо меньше, чем физическая сила и популярность.
Кстати, эта ненадобность аргументации, судя по всему, была характерна не только для подросткового возраста. В единственной сфере жизни, где к нам относились как к взрослым, – в торговле, – вопросы тоже задавали очень редко, а доводов приводили и того меньше. Крупные компании беззастенчиво использовали в телерекламе изображения купальников и кубиков пресса, чтобы продавать нам газированные напитки и страховки. А ребята постарше после стажировки рассказывали, что дни напролет выполняли чьи-то распоряжения и проставляли «галочки» в бесконечных списках.
Да, и не забудьте о политике. В середине 2010 года Австралия стояла у самых истоков очень плохой федеральной избирательной кампании. Соперничество премьер-министра Джулии Гиллард из левоцентристской Лейбористской партии и ее оппонента Тони Эбботта, лидера консервативной Либеральной партии, умудрилось сочетать в себе сильную личную вражду с практически полным отсутствием предметных дебатов. Каждая из сторон так упорно придерживалась сжатого списка тем для обсуждения, – включая лозунги «Движение вперед» и «В защиту Австралии», – что дело попахивало фокус-группами и работой комитетов.