Как убить свою семью

В сауне сейчас будет очень жарко. Делаю глубокий вдох и прошу Пита включить свет. Смотрю запись с камеры и внезапно отчетливо вижу сауну. Джанин ничего не заметила. Она завернулась в полотенце и вытирает лицо над раковиной.

Заставь их мерцать.

Лампочки замигали. Джанин прекращает процедуру и хмурится. Она идет к сауне с гримасой раздражения на лице.

Будь готов закрыть дверь, Пит, пожалуйста, будь готов.

Я чертов король этого места, детка.

Она заходит в сауну, а я задерживаю дыхание и чешу шею. Дверь за ней бесшумно закрывается. Сначала Джанин ничего не замечает. Вижу ее макушку, когда она тянется, чтобы выключить свет, и обмахивается рукой, оттого что сауна включена на полную мощность. Смотрю, как она тянет дверь, — стекло слегка покачивается, но не поддается.

ЛОЛ, она начала понимать, что застряла.

Проигнорировав сообщение, завороженно смотрю на Джанин, которая все сильнее паникует и несколько раз нажимает на кнопку.

Сигнал тревоги. Очевидно, я его отключил. Никто не услышит ваших криков, леди.

Джанин сидит под таким углом, что я ее больше не вижу, но она стучит по стеклу, и Генри, встревоженный шумом, бежит в ванную. Услышав его, она встает. Ее глаза выглядывают из-за матовой полосы на двери. Она просит собаку позвать на помощь, — идиотизм, свидетельствующий, что она начинает сходить с ума. Генри смотрит на нее снизу вверх — уши прижаты, а тельце дрожит. Он наклоняет морду, поворачивается и выходит из ванной. Переключаю изображение и вижу, как он ложится в свою маленькую кроватку в коридоре и быстро засыпает. Возможно, Генри лучше разбирается в людях, чем я думала.

Проверяю время на телефоне. Она пробыла в сауне пятнадцать минут. Пишу Питу:

Какая там температура?

Щас проверю.

Извини, мне пришлось перевести это в твои странные градусы. Температура 43 °C. Хочешь выше? Она может потерять сознание.

Я обдумываю. Нет времени, чтобы позволить ей медленно превратиться в уголек. Но ей нельзя сильно обгорать — будет видно, что она не смогла выбраться.

Прибавь немного, пусть упадет в обморок. Это пойдет корове на пользу.

Попиваю вино и наслаждаюсь легким ветерком, зная, что Джанин сейчас этого не хватает. Отвлекаю Пита от слишком пристального наблюдения за камерами рассказом о потенциальной поездке в Айову, и он сразу же заглатывает наживку, расписывая, как здорово было бы потусоваться в реальной жизни. Мы обсуждаем, что бы мы делали вместе, он становится все более кокетливым, а я предлагаю полезные занятия, которые одобрил бы его церковный лидер.

Все это время присматриваю за Джанин, застрявшей в парилке. Я не вижу никакого движения и понимаю — если хочу поговорить с ней, придется сделать это сейчас. Я прошу Пита подключить меня, хоть и осознаю риски.

Наступает короткая пауза, а затем Пит сигнализирует — можно начинать. Я делаю глоток вина и оглядываюсь убедиться, что никого в пределах слышимости нет. Подношу телефон к губам и говорю тихо, но четко.

— Ты, наверное, сейчас не в настроении для серьезного разговора по душам.

Она вскидывает голову и вытирает запотевшее матовое стекло одной рукой.

— Я просто хотела, чтобы ты знала, почему это происходит именно с тобой. Это не несчастный случай. Ты, наверное, уже поняла это. Я не криминальный авторитет, мне не нужны твои драгоценности. Ты ничего не можешь мне предложить, чтобы это остановить.

Она начинает что-то кричать, отчаянно колотя в стеклянную дверь.

— Помолчи. У тебя нет сил на истерики. Твой муженек оставил мою мать с ребенком. Он бросил ее. Отверг меня. И с тех пор ваша семейка живет в удовольствии и комфорте. Разве это справедливо? Мне так не казалось, когда я наблюдала, как моя мама бралась за любую дерьмовую работу и становилась все слабее. Справедливо ли, что у вашей дочери было все, о чем она когда-либо мечтала, а меня воспитывали люди, которые делали это только для чувства собственной важности?

Теперь она выглядит обезумевшей, одной рукой хватаясь за шею.

— Дышать становится все труднее, да? Ну, это больше не проблема, так что постарайся сохранять спокойствие. Будет хуже, если ты запаникуешь. Честно говоря, я думала ничего не объяснять, но мне хотелось, чтобы ты знала предысторию, — чисто из вежливости. Мой отец. Твой муж. Вот почему ты там. Хорошо знать, кого винить, так?

Пит начинает мне писать.

Мегасмешно, но она там целую вечность. Ей щас очень плохо, малышка, может, выпустим ее? Мне все равно, если она сдохнет, — тебе решать.