– Они уносили меня далеко, несли над полями, – продолжал он. – Несли над лесом таким густым, что за ним не видно было земли. Посреди этого леса стоял разрушенный замок. Вороны пронесли меня сквозь дыру в крыше и бросили там. А потом все птицы улетели, только хвостом вперед.
– Хвостом вперед? – переспросила я.
– Да, именно так, – повторил он. – В рот старухе.
Он замолчал и многозначительно посмотрел на меня, словно я должна была догадаться, что он имеет в виду.
– Не понимаю, какое отношение это все имеет к
– Это была она, – сказал дедушка. – Она приказала мне стоять неподвижно, и я не мог пошевелиться. А потом она открыла рот так широко, что я увидел: это вовсе и не рот, а глубокая дыра. – Он закрыл глаза. Я только теперь заметила, как тяжело он дышит, как тяжело ему описывать неописуемое. – Она пыталась проглотить меня. И вот тогда-то я вывернулся наизнанку. В первый раз превратился в волка. Я-то двигаться не мог, а волк – мог. Я разорвал ее напополам, и она упала. А потом… – он помедлил. – Потом я сбежал. – Он словно удивился, как легко подошел к концу рассказа. – И за всю жизнь не рассказывал об этом никому, кроме вашей бабушки.
Я попыталась представить это: рот в виде глубокого отверстия. Челюсть кольнуло болью.
– Это она превратила тебя в волка? – спросила я.
Он помотал головой.
– Волка я отыскал в себе сам, – сказал он. – Заглянул глубоко внутрь себя и нашел выход.
Я долго сидела молча. Вспоминала каждого человека, встреченного мной за всю мою жизнь, и гадала, у скольких из них внутри скрывается волк, который просто пока еще не нашел пути наружу. Или, что еще ужаснее: сколько людей в моменты опасности смотрят вовнутрь в поисках хоть чего-то, что может их спасти – и не находят ничего?
– Но дедушка, – сказала я, когда мне удалось вытряхнуть эту мысль из головы, – как же
– Нет, – возразил он. – Я только разорвал ее напополам.
– Но ведь она была старухой, – не унималась я. – А ты был ребенком. А сколько сейчас лет
Они с Лумой переглянулись. Они что, считают меня идиоткой?
– Дедушка, – продолжала я спокойным голосом. – Ты помнишь ту ночь, когда в городе звенели колокола? – Он кивнул. – Помнишь, как это напугало тебя? Как ты решил, будто это церковные колокола из твоей деревни? – Он снова кивнул, но уже менее уверенно.
– На что ты намекаешь? – спросила Лума.
– Я думаю, ты и сейчас ошибаешься, – сказала я. – Ты очень расстроен из-за смерти бабушки Персефоны, и это пробуждает старые воспоминания. Тебе показалось, что бьют те же колокола, что и в твоей старой деревне. А когда к нам в гости приехала пожилая женщина, ты решил, что это та же старуха, которую ты видел в молодости. – У меня появилось ощущение, будто я разгадала загадку; даже голова чуть не закружилась. – Понимаешь? Ты просто запутался.
– А я ему верю, – сказала Лума. – И думаю, что нам надо от нее избавиться.
– Избавиться? – переспросила я. – Тетя Лузитания хотела, чтобы вы с Рисом избавились от меня. А теперь ты думаешь, что мы должны так поступить с нашей бабушкой?
– Успокойся, – сказала Лума. – Это не одно и то же. Ты одна из нас.
– А мне так не всегда кажется. Дедушка, ты же обещал прекратить это все.
– Ты заставила меня пообещать, – отозвался он.
Лума застыла.
– Не смей делать это с ним, – сказала она.
– Делать что?
– Принуждать ко всякому, – сказала она. – Когда мы были маленькими, ты мне пообещала, что больше так не будешь.
Я вдруг похолодела и замерла, как бывает, когда в теплый день ветер приносит тучу, которая закрывает собой солнце. Мне хотелось сказать ей, чтобы она перестала выдумывать, что ничего я такого не помню, но смутные обрывки воспоминания зашевелились в моей голове: я не могла вспомнить как следует, но практически нащупала то место, где могла на него наткнуться.
– Я не хотела делать ничего плохого, – сказала я. – И вообще не уверена, делала ли я что-то плохое.
– Ты должна все исправить, – сказала Лума. – Скажи дедушке, что он может делать все, что хочет.
Я перевела взгляд на дедушку, наполовину спрятавшегося под кровать. В том месте, где Лума гладила его по голове, волосы неестественно торчали. Глядя на меня оттуда снизу вверх, он казался таким молодым.
– Дедушка, – сказала я. – Ты можешь делать что угодно.
Он выскочил из-под кровати, пронесся мимо меня к выходу. Зачем-то схватил халат Лумы с крючка на двери и бросился вниз по ступенькам в главный зал. Ничего не понимая, я побежала за ним, Лума не отставала. Оказавшись у подножия лестницы, я метнулась к столику и схватила вазу для конфет. Если все пойдет плохо, пусть у меня в руках будет что-то тяжелое.
– Пошла вон из моего дома, – сказал он. – Вон из моего дома!
– Миклош, – сказала