Кальде Длинного Солнца

— Ты же не прочь сдохнуть, — напомнил ему Плотва. — Ты вроде только что так сказал.

— Счас против. — Кремень указал на туннель и на Наковальню, шедшего кубитов на сто впереди. — Это то, что я пытаюсь объяснить тебе. Гагарка сказал, что ему не нужна банда или предводитель, вроде патеры, или еще что-то в этом роде.

— Не нужна, — объявил Гагарка. — Это гребаная правда.

— Тогда садись прямо здесь. И спи. Плотва и я пойдем дальше. Могу тебе сказать, что ты выглядишь довольно паршиво. Тебе не нравится идти. И нет никакой причины тебе идти. Я подожду, пока мы почти потеряем тебя из виду, и всажу в тебя пару пуль.

— Нет стрелять! — запротестовал Орев.

— Я подожду, пока ты не уснешь, сечешь? И ты не поймешь, когда это произойдет. Ты подумаешь, что я вообще этого не сделаю. Что скажешь?

— Нет, спасибо.

— Ага, это именно то, что я пытаюсь до тебя донести. Это звучит не слишком хорошо для тебя, верно? Если я буду настаивать, ты скажешь, что заботишься о своей девушке даже тогда, когда ты ранен так, что не можешь позаботиться о себе. Или, могет быть, о твоей говорящей птице или еще о ком-то. Только это все трепотня, потому как на самом деле ты этого не хочешь, даже если понимаешь, что в этом больше смысла, чем в том, что ты делаешь.

Гагарка, слабый и больной, пожал плечами:

— Ну, если ты так говоришь.

— Для нас все не так. Просто сесть где-то там и дать всему замедлиться, пока я засыпаю, и уснуть, и чтобы никто не приходил будить меня — вот это звучит хорошо. И это звучит хорошо для сержанта, тоже, и для майора. И мы не поступаем так только потому, что нам полагается защищать Вайрон. А это значит кальде, потому что он один говорит, что хорошо для Вайрона, а что нет.

— Предполагается, что новым кальде будет Шелк, — заметил Гагарка. — Я его знаю, и так сказала Сцилла.

Кремень кивнул:

— Будет здорово, если это произойдет, но еще не произошло и, могет быть, никогда не произойдет. Но у меня сейчас есть патера, сечешь? И я могу идти за ним и все время охранять его, и он даже не говорит мне не охранять, как делал поначалу. Так что я хочу сидеть и умирать не больше, чем ты.

Орев одобрительно подпрыгнул.

— Хорош! Хорош!

* * *

— Ты уверена, что это все, дочь моя? — довольно резко спросил Наковальня, шедший впереди них.

— Это все, что случилось с того времени, когда патера Шелк отпустил мне грехи в сфингсдень, — объявила Синель. — Во всяком случае, все, что я помню. — И извиняющимся тоном добавила: — Прошло не шибко много времени, и ты сам сказал: все, что я сделала, когда была Кипридой или Сциллой, не считается.

— Все, что они сделали. Боги не могут творить зло. По меньшей мере, не на нашем уровне. — Наковальня прочистил горло и убедился, что правильно держит четки. — В таком случае я приношу тебе, дочь моя, прощение от имени всех богов. Именем Лорда Паса ты прощена. Именем Божественной Ехидны ты прощена. Чудесным, вечно действенным именем Сверкающей Сциллы, самой восхитительной из всех богинь, перворожденной и неописуемой покровительницы нашего святого…

— Я больше не она, патера. Лилия.

Наковальня, охваченный внезапным, хотя и ложным предчувствием, расслабился:

— Ты прощена. Именем Молпы, ты прощена. Именем Тартара, ты прощена. Именем Гиеракса, ты прощена.

Он набрал воздух в легкие:

— Именем Фелксиопы, ты прощена. Именем Фэа, ты прощена. Именем Сфингс, ты прощена. Во имя всех младших богов, ты прощена. Встань на колени, дочь моя. Я начерчу знак сложения над твоей головой.

— Я бы хотела, чтобы Гагарка не видел. Не можешь ли ты…

— На колени! — рявкнул Наковальня и, как заслуженное наказание, добавил: — Наклони голову! — Она так и сделала, и он махнул четками, вперед и назад, вправо и влево.

— Надеюсь, он меня не видел, — прошептала Синель, поднимаясь на ноги. — Не думаю, что он тащится от религии.

— Осмелюсь сказать, что нет. — Наковальня сунул четки в карман. — А ты, дочь моя? Если это так, ты меня полностью разочаровала.

— Мне кажется, что мне лучше, патера. Стало, я имею в виду, после того, как ты отпустил мне грехи. Нас могли убить, когда наш талос сражался с солдатами. Гагарку почти, и потом солдаты кончили бы нас. Я думаю, они не знали, что мы находимся на его спине. Когда его охватил огонь, они, могет быть, побоялись, что он взорвется. Если б они оказались правы, нас бы всех убило.

— Они вернутся за своими мертвыми, в конце концов. Должен сказать, эта перспектива тревожит меня. Что, если мы их встретим?

— Ага. Мы должны скинуть советников, верно?

Наковальня кивнул:

— Так ты приказала нам, когда была одержима Сциллой, дочь моя. И еще мы должны сместить Его Святейшество. — Наковальня разрешил себе улыбнуться, или, возможно, не смог не улыбнуться. — Я займу его место.

— Ты знаешь, что случилось с теми, кто пошел против Аюнтамьенто, патера? Их убили или бросили в ямы. Всех, насколько я слышала.

Наковальня мрачно кивнул.