Калигула. Тень величия

– О, эта свинья сможет вырыть лишь несколько земляных орехов. Не более того! Не волнуйся, Германик Гемелл! Ганимед успел сунуть нос и к Клавдию, но старик провел его, разыграв роль смертельно больного не хуже Аппелеса или Мнестера. В страхе подхватить заразу Эмилий бежал из его дома так быстро, что пятки сверкали. Агриппа тоже вовремя успел уехать из Рима. Он прислал мне записку, что расспросы Лепида стали опасны, и он снимает с себя ответственность. Но ничего другого я и не ожидал от него, он давно уже самоустранился от участия в этом опасном деле. Ему есть что терять, в отличие от меня или тебя. Однако свое предназначение он исполнил и знает, что в будущем воздастся за это. Лепид не решился допрашивать тебя и устремился в отчаянии за Ливиллой.

– Но зачем ему эта несчастная? – удивился Германик. – Я не делил с ней ложе, не откровенничал.

– Лепид старается, но неумело. Он считает, что Калигула может потребовать факты. Странно! Чтобы обвинить меня в заговоре, доказательств цезарю не нужно. Но Ганимед всегда меня боялся. И потому не учел шаткость моего нынешнего положения. Когда он одумается, будет поздно, – самодовольно произнес Макрон.

– Почему поздно? – поинтересовался Гемелл.

– В этой поездке его сопровождает преданный мне человек. Германик удивленно вскинул брови.

– И что?

– А то, что Лепид едва ли достигнет цели своего путешествия. Гемелл отшатнулся в ужасе.

– Он убьет наследника цезаря?

– О, нет! – рассмеялся Макрон. – По дороге с ним всего – навсего произойдет несчастный случай. Только-то! Но после этого Лепид еще долго не сможет думать ни о чем другом, как о своем скорейшем выздоровлении. Кстати, ты говорил с Мессалиной?

Германик опустил голову, чтобы Макрон не заметил румянец на его щеках.

– Еще нет. Но собираюсь сегодня. Мне же надо было убедиться, что она испытывает ко мне чувства, ради которых я бы смог доверять ей.

– И как? Убедился? – Макрон, смеясь, приподнял его подбородок. – Вижу, что убедился. Девчонка отдалась тебе, ведь так?

Смущенный Гемелл кивнул.

– На твоем месте, мой друг, я бы не расценивал это, как явное доказательство. Верность римлянки – это не тот товар, который нынче в цене.

– Она не такая! – Гемелл упрямо выдвинул подбородок. – Ей можно доверять! Она амбициозна и не глупа, несмотря на свой юный возраст. Мечта всей ее жизни стать женой цезаря и обрести абсолютную власть и свободу.

– И она с легкостью предаст нас ради осуществления этого плана! – сверкнул глазами Макрон.

– Она любит меня! – уверенно ответил Германик. – И узнав, кто я на самом деле, с радостью поможет.

Макрон в раздумье покачал седой головой.

– Ну, хорошо! Она – наш единственный шанс украсть письма твоей матери. И я помогу тебе в том, как правильно ей все рассказать. Вначале ты должен убедить ее в том, что Калигула никогда на ней не женится.

Гемелл удивленно посмотрел на него.

– Тебе стоит рассказать ей, что Гай Цезарь любил и продолжает любить только одну женщину – свою покойную жену.

– Ирод Агриппа говорил мне тоже самое! – вскричал Германик.

– О, да! Юния Клавдилла была роковой женщиной! Ради нее творились такие безумства, что даже вслух о них опасно рассказывать. После ее смерти из-за неудачных родов Калигула приказал избавиться от их дочери, обвинив малютку в том, что она стала причиной гибели матери.

Гемелл в ужасе прикрыл рот ладонью.

– Это она свела с ума твоего брата! Она вынудила Ирода Агриппу бежать из Рима! Ради нее я убил твоего деда! Я готов был на все ради ласкового взгляда ее прекрасных черных глаз. Но, в отличие от ее мужа, я смирился с ее смертью. Значит, моя любовь не была вечной, как любовь Калигулы.

– Я хочу знать все! – хрипло проговорил Германик. – Ты расскажешь?

– Расскажу, – тихо ответил Макрон. – Но не сейчас. Этот рассказ может затянуться на несколько часов. А тебе пора в путь.

– А знаешь, я вот подумал.

– Что? – устало откликнулся Макрон. Тень пережитого омрачала его лицо.

– Я приду к тебе вечером, но не один. Я приведу с собой Мессалину. Ей тоже интересно будет послушать.

Макрон кивнул головой.

– Но я умолчу лишь об одном. Об убийстве Тиберия. Все в Риме уверены, что старик умер своей смертью, ни к чему ей знать правду.

Германик с легкостью согласился и, попрощавшись, убежал. Он и так уже опаздывал на свидание с любимой.