Калигула. Тень величия

– Валерия Мессалина! Ты подтверждаешь слова этого самозванца, что находилась с ним в любовной связи? – спросил Гай.

Девушка презрительно скривила губы и вдруг, повернувшись к Гемеллу, плюнула ему в лицо.

– Я подтверждаю лишь то, что приняла из рук этого негодяя отраву, которую поднесла тебе, цезарь, и которая убила моего дорогого отца. Клянусь великой богиней Пантеей, я не знала, что в вино подмешан яд. Я считала Астурика твоим другом и без колебания взяла чашу. Проклятый убийца! – иступленно закричала она, поворачиваясь к Германику. – Будь ты проклят! Тебе мало того, что ты покушался на жизнь нашего любимого императора, мало того, что лишил меня самого дорогого человека, ты еще решил оболгать меня! Видят милосердные боги, я никогда не любила этого человека и всего дважды с ним разговаривала. Первый раз – когда просила его указать, где твои покои, в обмен на что он потребовал совершить кражу. А второй, когда он попросил меня на празднике поднести тебе чашу для возлияния. Прости меня, о цезарь, что я доверяла твоему врагу, искренне считая его твоим другом.

Германик был на грани обморока. Равнодушие к собственной участи заволокло измученное сознание, и он безвольно опустился на мраморные плиты пола.

– Хорошо, цезарь, – тихо произнес он. – Пусть будет так, как она сказала. Я один виноват во всем!

Шаркающей походкой вошел Тиберий Клавдий.

– Смотри, дядя! Лже – Астурик сознался, что обманывал всех, кто доверился ему. А что ты скажешь нам? Ведь этот самозванец заявил, что ты видел письмо своей сестры, знал, что он выдает себя за Германика Гемелла, твоего племянника, и должен был подтвердить перед сенатом подлинность этого заявления.

– Мне ничего об этом неведомо. Все было задумано этим юношей и Макроном без моего участия. Уверяю тебя, Гай Цезарь, я никогда не согласился бы на это. Кому, как не тебе, знать, что существуют подлинные документы, доказывающие, что дети моей сестры были прижиты от ее любовника Элия Сеяна. Именно я в свое время передал их императору Тиберию и могу поручиться за их подлинность.

– Отлично, дядя, – улыбнулся Калигула и устремил довольный взгляд на поверженного врага. – Теперь все ясно. Скоро нам принесут голову Макрона, вместе с которой тебя, мой несостоявший двоюродный брат, подвергнут самой страшной казни. Неожиданная мысль пришла мне в голову. Недавно из Агригента мне прислали на потеху медного быка, найденного при раскопках старинного дома. Власти утверждают, что это и есть бык Фаларида, тирана, который сжигал свои жертвы во чреве этого чудовищного изобретения. А бык, говорят, издавал довольное мычание. Меня уверили, что устройство исправно. Я дарую тебе, Германик Гемелл, право первым проверить это.

Юноша в ужасе закричал, пытаясь вырваться. Мессалина широко открытыми глазами уставилась на Калигулу.

– О, цезарь милосердный! Пощади его! – взмолилась она, простирая руки. – Даруй ему легкую кончину! Он же признался во всем!

– Надо же, Мессалина, – удивился Калигула, – ты просишь за того, кого только что проклинала с таким пылом. Не солгала ли ты мне?

Девушка вновь опустила голову.

– Нет, цезарь! Пусть сгорит убийца моего отца!

Дикий крик Германика заставил ее сердце болезненно сжаться, но она понимала, что даже боги не в силах помочь обреченному.

– Я тут вот что подумал, – произнес вдруг Калигула. – Твой брат слишком юн, чтобы распорядиться достойно твоей судьбой, Мессалина. А твой отчим хотел видеть тебя замужем за хорошим человеком. Корнелий Сулла лишился жизни и, тем самым, спас меня. А мой дядя вовремя предупредил об опасности. Я обязан обоим. Ты станешь супругой Тиберия Клавдия. Я обручаю вас! Валерия возмущенно закричала:

– Нет! Цезарь, пожалуйста! Я не хочу становиться женой старого хромого идиота!

– Ты моего дядю считаешь идиотом? – в притворном гневе засверкал глазами Калигула, стараясь не расхохотаться.

– Конечно, я так не думаю, – залебезила напуганная Мессалина. – И буду рада назваться его супругой.

А у самой текли из агатовых глаз злые слезы. «Я отомщу за свое унижение! Отомщу всей этой проклятой семье! – думала она. – Я дождусь своего часа!»

– Подойди же, Тиберий Клавдий, к своей невесте и поцелуй ее! – приказал Калигула, видя, как счастливо блестят глаза старика. – Да не тряси головой, чтобы не напугать юную девушку!

Все в атриуме изнемогали от хохота, когда Клавдий обнял Мессалину.

– Красавица и чудовище! – прокричал Луций Вителлий. – Таласса! Мессалина выдавила из себя улыбку, но ее острые коготки впились Клавдию в затылок.

– Еще раз посмеешь это сделать, выцарапаю глаза, – прошептала она ему на ухо.

– Но, прекрасная, мы же спасаем друг друга от смерти, – возразил ей старик, не ослабевая объятий. – Нам надо держаться друг друга.

Стиснув зубы, Мессалина натянуто улыбнулась.

– А теперь все вон! – приказал Калигула и пошел в свои покои. Он устал, и более всего ему хотелось спать.

XXXII