В наступившей на миг тишине послышался далекий конский топот. Со стороны станции, здороваясь с полками, широким галопом скакало несколько всадников. Вихров увидел, как стоявшие на фланге трубачи одновременно взмахнули сверкнувшими трубами, и в ту же минуту над головами людей понеслись ликующие звуки встречного марша. Всадники приближались. Вихров уже хорошо видел их лица. Один из них, с большими усами, был в тонко перехваченной серебряным пояском черной черкеске с блестящими газырями, между которыми полыхал на груди алый бешмет, другой во френче и защитной фуражке.
— Ур-р-ра-а! Ур-р-ра-а! — закричали вокруг.
Охваченный общим порывом, Вихров, не переставая кричать, кружил и размахивал шашкой, не чувствуя, что на его глазах выступила обильная влага. Он почувствовал это только тогда, когда Буденный и Ворошилов в сопровождении ординарцев промчались к левому флангу и, придержав лошадей, рысью выехали перед серединой дивизии.
Морозов подал команду. Полки вложили шашки в ножны и, шурша тысячами копыт, построили четырехугольник.
Буденный тронул вперед свою крупную буланую лошадь и, подняв руку, высоким молодым голосом бросил в ряды несколько слов. Но набежавший ветер унес слова, и стоявший во второй шеренге Митька ничего не расслышал.
— Степан, слышь-ка, о чем это он? — шопотом спросил он Харламова, стоявшего правее него.
— Тш-ш! — шикнул Харламов. — О победах говорит. Панов бить идем.
Буденный кончил свою короткую речь, — он не любил говорить долго, — и под восторженные крики бойцов подъехал к Ворошилову. Было видно, как он, чуть улыбаясь в усы, что-то говорил Ворошилову и как Ворошилов, тоже улыбаясь, утвердительно кивнул головой. Подобрав поводья, Ворошилов повернулся к рядам.
Его большая рыжая лошадь в белых чулках, высоко вскидывая ногу, била землю копытом.
Ворошилов поправил фуражку, привстал на стременах и оглядел долгим взглядом смуглые, обветренные лица бойцов.
— Товарищи бойцы, командиры и политработники! — зазвучал его густой отчетливый голос. — Новая опасность нависла над нашей страной…
Митька жадно ловил каждое его слово. Слова эти настораживали, порождали тревогу, «Ишь ты! — думал Митька. — Паны задавить нас захотели. Вместе с Антантой походом идут». Антанта представлялась ему страшным чудовищем, многоголовой гидрой, которую он не одни раз видел на плакатах и страницах газет.
— Мы идем не против польских рабочих и крестьян, — говорил Ворошилов. — Антанта, на содержания которой была северная, восточная и южная контрреволюция, убедилась, что ее карта бита, и перекинулась на запад, чтобы оттуда нанести удар по Советской России. Антанта подрядила на это польских панов. Она приказывает им не отзываться на мирные предложения советского правительства… Мы стремимся к миру, но если белогвардейцы этому мешают, то у нас есть для них одно средство — оружие…
Ворошилов говорил, и в ответ на его полные гнева слова в душах бойцов поднималась волна ненависти к врагу, крепла уверенность в своей силе и мощи. Чувство это росло, отражалось в широко раскрытых блестящих глазах и, наконец, прорвалось. Неистовое и грозное «ура», как ураган, пронеслось из конца в конец ипподрома, ударилось в трибуны и, подхваченное тысячами голосов, покатилось по полю.
— Ур-ра-а! Даешь Варшаву!.. Ур-ра! — закричал Митька и только теперь почувствовал, что рука его до боли сжимала эфес наполовину вынутой шашки.
Он искоса глянул вокруг: справа и слева поднимался целый лес рук с блестевшими в лучах солнца клинками.
Впереди на разные голоса что-то командовали. Полки перестраивались и, проходя торжественным маршем, покидали ипподром.
Конная армия, взяв направление на Матвеев курган, двинулась в далекий поход.
Шел второй день похода.
Придерживая рвавшую повод горячую гнедую кобылу, Тюрин ехал впереди своего взвода. Все вокруг веселило и радовало его: и лежавшая по сторонам дороги яркозеленая степь, и пригревавшее по-весеннему ясное солнце, и веселое чиликанье птиц, и ястребы, недвижно парившие в бездонно-голубом куполе неба.
Над степью поднимался свежий аромат трав и цветов, вливавший в душу бесконечно бодрое ощущение жизни. Радуясь этому волнующему чувству, Тюрин мечтал о предстоящих боях. Он очень живо представлял себе первую схватку с врагом… И вот он уже видит себя скачущим в степи со сверкающей саблей. Навстречу, спускаясь с холмов, движется какая-то темная масса. Это противник. Не долго думая, он пускает коня во весь мах. Он рубит, колет, сшибает врагов. Вокруг него с грохотом падают кони и люди… Победа близка.
Громкое фырканье лошади, раздавшееся рядом, вернуло его к действительности. Он повернул голову и увидел Вихрова.
— Ну, как дела, Миша? — спросил Вихров, придерживая лошадь и пристраиваясь к нему с левого бока.