Калёные тропы

— Ох, Алешка, если бы ты знал! — возбужденно заговорил Тюрин, все еще находясь под впечатлением только что пережитой схватки. — Вот, понимаешь, мировые ребята! Да с такими только и воевать. А рубят! Куда нашим курсантам! Один, понимаешь, показывал мне классную рубку. Знаешь баклановский удар с потягом?.. Ну вот. Так, понимаешь, ка-ак даст — дерево перерубил пополам. Да нет, я с такими в любой бой пойду. И вообще ребята что надо. Есть у меня во взводе один парень — что хочешь достанет. Вчера перед выступлением целое ведро меду принес.

Вихров быстро взглянул на товарища.

— Как принес? Зачем?

— Вот странный вопрос! Есть, конечно, — с беспечным видом сказал Тюрин.

— Да я понимаю, что есть. А как он достал? Подарили, что ли, ему?

Тюрин усмехнулся.

— Да ты что, смеешься? Какой дурак ведро меду подарит! Он вообще мировой парень: из-под земли что хочешь достанет. У него все есть. И денег много.

— Знаешь, что я тебе на это скажу? — начал Вихров, пытливо глядя на товарища. — Твой мировой парень плохо кончит. Ты не интересовался, кто он такой?

Тюрин взглянул на него с озабоченным видом.

— Да нет, не интересовался… А ведь ты прав, пожалуй. А?.. Вот, чорт, понимаешь, как же я не подумал?

— В том и беда, Миша, что ты часто делаешь, а уже потом думаешь. Помнишь, я тебе еще на курсах говорил?..

— Да, да… Вот, чорт, дела… Подкачал, значит, а?

Вихров дружелюбно взглянул на товарища.

— Ты, Миша, не обижайся, — сказал он. — Я тебе как другу советую. Помнишь, комиссар на выпуске говорил, что потерять авторитет легко, а завоевать очень трудно..

— Помню. И нисколько не обижаюсь на тебя. Ты почаще мне говори. А то я, знаешь, другой раз, не подумав, рубану с плеча, а потом хватаюсь за голову, да уж поздно.

— Да, с тобой это бывает, — сказал Вихров. — Надо тебе думать больше… Ну, ладно, я поехал.

Он дружески кивнул товарищу и хотел было тронуть лошадь, как вдруг позади них послышался быстрый конский топот. Вихров оглянулся. Вдоль колонны ехал крупной рысью молоденький всадник в черной черкеске.

— Хороша Маша, да не наша, — вздохнул Тюрин.

— Кто такая? — с любопытством спросил Вихров.

— А ты разве не знаешь?

— В первый раз вижу.

— Маринка. Сестрой работает.

— Откуда ты ее знаешь? — удивился Вихров.

Тюрин усмехнулся.

— Я еще в Ростове с ней познакомился. Вместе с Копченым специально в околоток ходили… Только уж больно строга. Копченый по простоте что-то ей ляпнул, а она нас обоих выгнала вон. Там еще Дуся есть, санитарка. Ничего девочка. Ну, та своя в доску. Ты что, уж поехал?

— Да, мне пора, — сказал Вихров.

Он кивнул Тюрину и поскакал в свой эскадрон.

— Ну, как? Проведал товарища? — приветливо спросил его Иван Ильич, когда он подъехал к эскадрону и занял свое место позади Ладыгина.

— Все в порядке, товарищ командир эскадрона, — сказал Вихров.

— Добре. А тут один командир был, хотел тебя видеть. Здоровый такой, с большим носом.

— Это мой товарищ. Вместе приехали.

— Я знаю. Как его фамилия?

— Дерпа, товарищ командир.

В голове колонны тронулись рысью. Иван Ильич, привлекая внимание эскадрона, поднял руку и, подобрав поводья, толкнул жеребца. Эскадрон перешел на рысь.

Всадники мягко закачались в седлах. По степи покатился конский топот.

Начинало смеркаться. Степь попрежнему находилась в движении. По дорогам тучей шла конница. Свежий ветерок шелестел в развернутых значках и знаменах.

Временами казалось, что за дальними курганам уже больше никого не осталось. Но вновь и вновь они покрывались черными массами всадников, и конский топот, песни и громыханье артиллерийских запряжек растекались в степи.

Конная армия шла на запад.

Там, у горизонта, среди дымчатых облаков, как в зареве огромного пожара, садилось кроваво-красное солнце.

VI

Над Гуляй-Полем стоном стояли пьяные песни. Новоспасский и Снегиревский полки «армии» Махно прибыли сюда еще с вечера. Всю ночь шел дым коромыслом: пропивали добычу, захваченную в обозах отступившего в Крым генерала Слащева, и даже теперь, когда солнце уже давно перевалило за полдень, песни и музыка не смолкали ни на минуту.

Махно и на этот раз остался верен себе и сумел погреть руки на чужой победе. Красной Армии было не до обозов. Она стремилась не допустить ухода противника в Крым и окончательно разбить его в Северной Таврии. Махно сделал вид, что перешел на сторону большевиков, и крепко встал на пути отхода белых. Однако после первого же натиска Слащева он пропустил его, а обозы и войсковую казну захватил, благо при обозе не было артиллерии, к которой Махно испытывал чисто органическое отвращение.

Самого «батьки» в Гуляй-Поле не было. Его приезда ждали с часу на час. Тем временем «буйная вольница» продолжала гулять. Широкая площадь была забита народом. В толпе мелькали пестрые свитки, соломенные шляпы, яркоцветные головные платки. Кое-где виднелись выкраденные из дедовских сундуков, а то и из музеев старинные кунтуши красного, желтого и голубого сукна с галунами и позументами. Изредка над толпой проплывали высокие смушковые шапки с длинными, до плеч, алыми шлыками.