— Да казаки наши. Те, что-сь на Дону пооставались, — сказал Крутуха задыхающимся от волнения голосом.
— Ну?! И Назаров приехал? — радостно вскрикнул Харламов.
— Все! Все вернулись! И Назаров, и Хвыля, и Дрозд, и Задорожный.
— Где они?
— На майдане, — показал Крутуха в сторону сельской площади, откуда, теперь было слышно, плыл приглушенный гул голосов.
На площади, у церковной ограды, шумела толпа красноармейцев. Со всех сторон по одному, по-двое и чуть не целыми взводами на площадь сбегались бойцы.
Возбужденно размахивая руками, они лезли на плечи товарищей, жадно заглядывали через головы впереди стоявших.
В середине стояло несколько донских казаков. Один из них, пожилой, с сильно тронутым оспой лицом, с огромным чубом и блестевшей в ухе серьгой, смущенно улыбался и, разводя руками, что-то говорил, видно оправдывался.
— Ты скажи, Назаров, как сюда добрались? — спросил боец с забинтованной головой.
— Тише, братва, не слыхать! — крикнул голос из задних рядов.
— Назаров, братушка, стань повыше!
Несколько услужливых рук подкатили тачанку. Назаров смаху взлетел на нее, поднял руки и гаркнул на всю площадь:
— Ребята! Товарищи! Во первых словах прошу нас не виноватить… Вы не серчайте, братва. По несознательности на Дону мы остались. Дюже не хотели с своей земли уходить. Думали так: побили Деникина, и с нас, значица, хватит, а с панами нехай бьются другие… А потом в Ростове на митинге, когда товарищ Ворошилов выступал и душевно так говорил, мы здесь же в народе стояли и всё слышали… Я тогда ищо хотел воротиться, да перед станичниками, совестно было, вместе уговорились остаться…
Назаров перевел дух и провел рукой по светлым усам.
— А ты скажи, как до полка добрались? — снова спросил боец с забинтованной головой.
— Давай, давай по порядку! — закричали вокруг.
— И вот, товарищи, — продолжал Назаров, — как вы, значица, уехали, у меня в грудях будто что оборвалось. Своя, можно сказать, родная буденная армия уходит, а мы остаемся. И поняли мы, товарищи бойцы, что свою шкуру поставили выше народного дела, но ежли обратно сказать, то поздно это сознали. За это мы виноватые и готовы понести что следовает. Да. Собралось нас человек триста, а кубыть и поболе, догонять буденную армию. Пришли в Ростове до коменданта. Он нам — вагоны. Вот и поехали… Доезжаем до Харькова. Там трое суток стояли. А потом добрались сюда. Потом ищо и подводами ехали — полки искали. И вот, значит, нашли… — Назаров поднял руку и громко закончил: — И будем, товарищи, вместе биться до полной победы! А командиров попросим: пущай посылают нас в самый огонь. — Он махнул рукой и спрыгнул с тачанки.
Бойцы зашевелились, освобождая кому-то дорогу. К тачанке торопливо шел Иван Ильич.
— Назаров, чорт, вернулся-таки? — крикнул он весело. — Добре! А ведь я это знал. Не гадал только, что так быстро вернетесь.
У Назарова потемнело лицо, он опустил голову.
— Виноваты, командир, — тихо сказал он.
К сердцу Ладыгина подступила теплая волна:
— Ну? А я и не серчаю…
Казак поднял голову, заблестевшими глазами взглянул на командира эскадрона и порывисто шагнул к нему.
— Ну, давай уж! — сказал Иван Ильич, широко разводя руки.
Они крепко обнялись.
Наступившая вдруг тишина прорвалась буйными криками. Буденновцы подхватили Ладыгина и Назарова на руки. Под веселый гул голосов и крики «ура» они высоко взлетели в воздух.
Когда Назарова поставили на ноги, он благодарно оглядел близ стоявших бойцов и ударил себя в грудь кулаком.
— Ну, братва, жизню отдам! — проговорил он вдруг дрогнувшим голосом.
Он хотел еще что-то сказать, но только всхлипнул и быстро провел рукой по глазам.
Отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, пожимая десятки рук, Назаров ощущал, как большое и радостное чувство все сильнее охватывало и заполняло его. Предательские слезы застилали глаза, и он, как в тумане, видел вокруг улыбающиеся лица товарищей.
— Станица, здорово! — послышался знакомый полос Харламова.
— Степан! Здорово, братуха! — вскрикнул Назаров, узнавая приятеля и дружески похлопывая его по плечу.
— Ну, как мои там? — спросил Харламов. — Мать, отец живые?
— Слава богу. Живут. Поклон посылали.
— Ну, в час добрый! — Харламов оглянулся по сторонам, увидел, что бойцы совсем затормошили прибывших, и весело крикнул: — Ребята, да не тяните вы их за душу! Нехай отдохнут! Разбирай гостей по квартирам!
Красноармейцы, шумно разговаривая, гурьбой повалили по улице.
— Ты с кем на квартире, Степан? — спросил Назаров, когда, свернув мимо церкви, они стали спускаться к мосту, переброшенному через узкую речку.
— А мы с Митькой Лопатиным да с новеньким встали.
— Что, пополнение прибыло?
— Нет. Доброволец. Надысь к нам поступил. Вон в этой халупе стоим, — показал Харламов на маленький домик под соломенной крышей.
Он оглянулся, подозвал идущего позади Митьку, шепнул ему что-то на ухо и легонько толкнул его в спину. Митька, обгоняя бойцов, рысцою затрусил через мост.
Назаров вошел во двор первым.