Камень Книга двенадцатая

— Царевич, ты прекращай в эти игры играть! Тебя адмирал о чём попросил? О спарринге! А спарринга я что-то не наблюдаю! Наблюдаю самолюбование некоего возомнившего о себе великого князя! Тебя Прохор с Михаилом Николаевичем в детстве что, поджопниками тренировали или всё-таки работали с тобой в полный контакт? Или твой собственный отец с дядькой Колей тебе только подзатыльники раздавали, когда у них эта возможность ещё оставалась? — Ваня уставился мне в глаза и медленно выдохнул. — Не унижай моряков своим пренебрежением, своим явным превосходством, которое досталось тебе… Хер его знает, как именно тебе это всё досталось. Помни, что твои соперники упорно тренировались годами, а некоторые и десятилетиями, чтобы оказаться в элите военно-морского спецназа, а ты… Вот и покажи им уровень, к которому они все должны стремиться. Самое же главное — не жалей морячков, этим ты оказываешь им медвежью услугу, потому что в реальном боестолкновении их жалеть никто не будет. Мысль уловил, царевич?

— Уловил, — кивнул я, понимая, что Ваня если не во всём, то во многом прав. — И ты это… Спасибо, что подсказал…

— Судьба у меня, видимо, такая… — буркнул он. — И это, царевич, не мои гениальные мысли, а веками проверенный рецепт успеха, сформулированный ещё Суворовым: тяжело в учении, легко в бою. Вот иди и научи морячков через боль и страдания хоть части того, что умеешь сам. И ещё, царевич, — Кузьмин хмыкнул, — нам поломанные матросики ни к чему, так что аккуратнее там…

— Учту, — кивнул я с улыбкой.

* * *

Минут через пять после очередной команды царевича «Понеслась!» удовлетворённый Кузьмин наблюдал отсутствие всякого активного движения на пирсе: кто-то из моряков просто валялся на бетоне в позе эмбриона, кто-то силился встать, были даже те, кто под рявканье суетящегося адмирала Варушкина поднимались и вновь пытались напасть на великого князя, но попадали под горячую руку самого адмирала. Причём Ванюша чуял, что Варушкин «провальными» результатами «учений» крайне доволен — он получал отличный повод для того, чтобы держать и дальше личный состав в тонусе.

— Ваш приказ выполнен, ваше превосходительство. — К Кузьмину подошёл сам «виновник торжества». — Серьёзных пострадавших не наблюдаю, сейчас займусь реанимационными мероприятиями. — Царевич улыбался. — Тебе предлагаю проследовать на камбуз и дождаться меня там, а то завтракать давно пора. Договорились?

— Договорились. — Колдун оглядел пирс. — С реанимационными мероприятиями не переборщи, просто сделай так, чтобы ходить могли. Морячки должны надолго запомнить свои ощущения после попадания под… Короче, пусть помучаются…

* * *

Не успел полковник Панцулай прибыть на службу, как его срочно вызвали к командиру Пограничной стражи. Разговора как такового с высоким начальством не вышло — генерал-полковник Ватутин просто зачитал своему подчинённому приказ о переводе полковника в распоряжение командира Отдельного корпуса жандармов, потом попросил как можно скорее сдать дела заместителю и к одиннадцати часам утра явиться на приём к генерал-полковнику Нарышкину.

Из приёмной Панцулай вышел злым: его жизнь по воле правящего рода империи, похоже, делала очередной резкий кульбит, и было вообще непонятно, куда эта кривая выведет. Передача дел заместителю не заняла много времени, но позволила полковнику немного успокоиться, так что в приёмную грозного командира Корпуса Панцулай входил в достаточно уравновешенном душевном состоянии. Ожидание в приёмной не продлилось долго, и, войдя после приглашения в огромный кабинет Нарышкина, полковник решил от греха подальше изображать до упора тупого служаку, поэтому щёлкнул каблуками ботинок и рявкнул:

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! Полковник Панцулай по вашему приказанию явился!

Сидящий за столом Нарышкин, одетый в цивильный костюм, не поднимая от бумаг глаз, кивнул:

— Здравия желаю, полковник. Присаживайтесь. — И взмахом руки указал на один из стульев за приставным столиком.

Двигаться в указанном направлении строевым шагом Панцулай посчитал за явный перебор, спокойно дошёл до столика и уселся на стул, а командир Корпуса так и не соизволил на него даже посмотреть.

— Чаю, полковник? — Нарышкин наконец поднял на Панцулая глаза. — Чего-нибудь покрепче? — Генерал обозначил улыбку.

— Никак нет, ваше превосходительство, — кашлянул он. — Я у себя в Страже чаю уже выпил.

Нарышкин, продолжая улыбаться, кивнул и потянулся к селектору.

— Дима, сделай два по сто коньяка и лимончик не забудь. — Он убрал руку с селектора, встал, обошёл свой внушительных размеров стол и уселся напротив полковника. — Пока Дима там всё готовит, я у вас, Виктор Викторович, хотел поинтересоваться здоровьем вашего батюшки. Да, не удивляйтесь, мы с ним старые знакомцы, с тех времён, как он уже полковничьи погоны носил, а я всего лишь в ротмистрах обретался.

— Всё с батюшкой хорошо, ваше превосходительство, старик ещё крепок. Сейчас всё больше в нашем именье под Краснодаром сидит, но в самое ближайшее время обещался в Москву приехать, нас повидать.