Камо

Случай действительно необыкновенно удачный. Для того чтобы обстановка была совсем дружеской, обращение непринужденным, деликатный Максим Максимович, будущий советский нарком иностранных дел, представляется петербургским «коллегам» в качестве полковника армии Эквадора. Всем приятно. Полковника зовут посетить Петербург. Он не менее радушно приглашает в Эквадор. Пока до будущего обмена многообещающими визитами армия Эквадора получает ценную и авторитетную доверительную консультацию. По настоянию русских специалистов полковник требует заменить несколько ящиков патронов. Совсем ни к чему российским революционерам патроны сомнительного качества…

В следующий раз — ближе к середине лета — владелец посреднической конторы появляется в Льеже с собственным экспертом. Вероятно, ввиду большого размаха коммерческих операций. Эксперт на вид довольно молод. На бельгийских заводах его раньше никто не видал. Но все — вопросы, что оп немногословно задает через переводчика, манера обращаться с оружием, легкость, с которой оп поражает мишени, — все выдает в нем подлинного знатока. Сам старик Шредер беседует с ним на равных.

Само собой, глава посреднической конторы заботится, чтобы его эксперт вступил в контакт с человеком, также немало способствующим процветанию их дела. С Александром Сидоровичем Шаповаловым, политическим эмигрантом из России. В свои тридцать пять лет он достаточно пережил, несладко живет сейчас в Бельгии.

Встреча происходит на квартире Шаповалова. Эксперт без лишней церемонии представляется:

— Камо.

Дальнейший разговор всего лучше в передаче Александра Сидоровича. Записан в третьем томе его воспоминаний — «В изгнании».

«Насколько я помню, после квирильской или кутаисской экспроприации Литвинов приехал в Льеж с Камо. Они пришли к нам домой, когда я находился еще на заводе.

С большим трудом дотянув до вечера, я вернулся домой до такой степени ослабевшим, что при всем моем желании не мог быть внимательным к тому, о чем говорили Литвинов, Камо и Лиза. Стараясь слушать, я ловил себя на том, что против воли засыпаю и клюю носом. Камо, никогда не работавший на бельгийских заводах, не был осведомлен, очевидно, что усталость — обычное состояние бельгийского рабочего, когда он возвращается домой.

Поэтому, видя, что я очень невнимателен, он со свойственной ему резкостью сказал:

— Какой смысл старым калошам[23], старым революционерам доживать до такой степени инвалидности! Смотрите, — обратился он к Литвинову, — мы заняты обсуждением таких важных дел, касающихся революции, а он не в силах побороть в себе сонливость. Это позор! Я никогда бы не довел себя до такого жалкого состояния.

— Что же мне, по-вашему, делать? — спросил я.

— Если бы я попал в такое положение, я, пожалуй, сказал бы себе, что не стоит влачить такое жалкое существование…

Камо уехал, так и не узнав истинной причины моей усталости».

А когда Максим Горький примется расспрашивать, присуща ли Камо обыкновенная человеческая доброта, Красин ответит:

— Добрый человек? Нет. Но отличный товарищ!..

Кто возьмется взвесить скрупулезно, что предпочтительнее? Доброта — она, как говорится, от природы. Отличный товарищ — от человека. Так что в обстоятельствах, в которых постоянно действует Камо, надежнее?

…В Льеже эксперту дольше задерживаться ни к чему. Заказы приняты. Так же, как до этого в Карлсруэ на «Дейтше ваффен фабрик», в Вене на заводах Штейера. Никаких затруднений не предвидится и с доставкой оружия в болгарский порт Варну. А там почти по соседству черноморские порты Кавказа. В открытом море корабли, большие и малые, одним курсом идут в российскую крепость Батум, в турецкий бойкий торговый городок Трапезунд…

Болгарским властям достаточно знать, что вагоны с оружием под опекой македонской военной организации. Предназначены для повстанцев в турецкой Армении. Лучшей версии быть не может. Любая акция против Турции пользуется в Софии полным сочувствием и поддержкой. Слишком много зла чинят султанские притеснители.

В Париже владелец посреднической конторы встречается с глазу на глаз с военным министром Болгарии генералом Савовым. Что весьма способствует закреплению тесных отношений с фактическим главой Македонского комитета Наумом Тюфенчиевым. Человеком разносторонних дарований, смелым до отчаянности, не всегда разборчивым в средствах. В последующих деловых отчетах конторы: