Камо

Ответ несколько задерживается, но содержание вполне искупает: «Учитывая, что Тер-Петросянец до последнего времени тайно находился в Германии, вполне можно предположить, что он и сейчас направился туда».

Зачем же сразу так далеко? Есть еще дела на Кавказе. Необходимо съездить в Баку, повидать доктора Сегала. Он был тогда в Берлине, наверняка встречался с Житомирским, что знает о нем?

Передумывать, откладывать не в натуре Камо. Единственная его уступка чрезвычайным обстоятельствам — грим и вместо прямого поезда Тифлис — Баку несколько старомодный способ путешествия — конным и пешим по дорогам и тропам не слишком проторенным. В какое-то сентябрьское утро он будит Сегала в его квартире на нефтепромыслах в Романах под Баку.

Сегал, неопубликованная рукопись:

«Открываю глаза, кричу:

— Аршак! (Аршак Зурабов — бывший член Государственной думы, бежавший с каторги.)

— Не узнал? Я Камо!

Вглядываюсь… Действительно живой, настоящий Камо.

— Думаешь, все-таки сумасшедший? Нет… Можно было сойти, но не сошел.

Очень нелестные замечания насчет Житомирского: Предполагает, что тот его выдал. «Приеду в Париж — убью!»

Расспрашивает о Житомирском долго, придирчиво. Требует подробностей самых мелких. Я почему-то умалчиваю об открытке, полученной от Житомирского на венском почтамте, в которой он предупреждал: «Камо Вас оговорил». Я ее порвал, Красин сказал, что так и следовало поступить. Не ошиблись ли мы оба?

При следующей встрече Камо снова расспрашивает о Житомирском. Чувствую, что сейчас для него нет ничего важнее.

В подходящий момент спрашиваю, что он собирается делать дальше.

— Я решил уехать за границу, научиться управлять аэропланом — хорошо бомбы бросать.

Шутит или вполне серьезно? Поди пойми у Камо».

20

Шевки-бей, несомненно, из самых удачливых подданных турецкого султана. Молод, эффектен — ослепительно черные пушистые усы по-особому закручены кверху; не стеснен в деньгах — оптовая торговля табаком, фруктами, пряностями. Заключив выгодные контракты в русских столицах, он возвращается домой в Константинополь. Преуспевающему негоцианту благоприятствует даже погода. Лишь вчера отбушевал, отгремел жесточайший шторм. Ветер безудержно гонял потоки по батумской набережной, забавляясь, повредил склады, смыл несколько кофеен. Сегодня — солнце, легкая зыбь. Путешествие обещает быть вполне приятным.

В порт Шевки-бей приезжает ко второму гудку. У трапа русские полицейские, пограничники, какие-то штатские с пронизывающим взором. Шевки-бея они мало интересуют. Так же, как и он их. Не до турок, много их ездит туда-сюда — торговые люди… Успеть разобраться со своими, которые с российскими паспортами. Заглянуть каждому в лицо, тут же быстро свериться с карточкой Петросянца, заботливо размноженной, распространенной по всей империи. Главное не пропустить с бельмом на глазу — этих сразу брать!

Слава аллаху! У Шевки-бея оба глаза черны, как его усы. Только сегодня утром в Батуме доктор Шатилов постарался — тщательно закрасил белесое пятно. Чтобы никаких «особых примет», покуда Камо не выберется за пределы империи. Не надо только заключать, что почтенный Шевки-бей никогда больше не появится. Обязательно объявится. Навестит Константинополь, вступит в деловые отношения с начальником полиции, с министром внутренних дел. Произведет на них весьма благоприятное впечатление. Хотя и в несколько иной роли. Это уже в следующем, девятьсот двенадцатом году.

Пока что Камо двигается на запад. В Брюсселе у у Александра Александровича Богданова он заручится адресом «Ильичей» — Ленина и Крупской. Поспешит в Париж. В первый же день отыщет окраинную тихую улочку Мари-Роз. На ней серый дом с тесными балкончиками по фасаду. На заднем дворе садик, ярко расцвеченный лукавой парижской осенью.

Дата приезда точно неизвестна. Существуют лишь несколько несхожих версий. Две крайности: «29 августа 1911 года Камо уже был в Париже»… «16 декабря Камо приехал в Батум. Через три дня отплыл… В конце месяца прибыл в Брюссель. Отсюда с А. А. Богдановым направился в Париж. Там встретился с В. И. Лениным, Н. К. Крупской и Серго Орджоникидзе».