Чего никак не скажешь о своем российском департаменте полиции. Камо еще с тоской поглядывает на закрытые Дарданеллы, а из Петербурга строжайший приказ начальнику тифлисского губернского жандармского управления: «Соблаговолите немедленно уведомить о мерах, принятых в связи с предполагаемым побегом Шаумяна и прибытием для указанной цели Камо (Тер-Петросян)».
Полковник Пастрюлин сам мчится в Баку. Во главе целого отряда чинов и агентов. Полтора месяца усиленных размышлений, надежд и разочарований. Только шестого июня пишется успокоительный ответ в Петербург: «Семен Тер-Петросян (Камо) в Баку не разыскан».
Камо появится позже, на исходе лета. Сначала в Тифлисе, потом у Мартына Лядова на Каспии. От него поедет в Москву к Красину, вернется в Тифлис, заглянет в Эрпвань. Оттуда снова в Грузию. Камо не находит себе места.
Понимает, видит, обстановка круто изменилась. Давно закопчена партизанская война. В прошлое безвозвратно ушли годы распада и шатания. Пражская конференция проложила межу между борцами и отступниками. Повсеместно идет трудная, тяжелая работа по воссозданию и укреплению безгранично дорогой его сердцу революционной партии. В Тифлисе — в Главных железнодорожных мастерских, на большинстве фабрик — действуют большевистские группы, пропагандисты занимаются с рабочими. Во многих тысячах экземпляров выпущена, распространена по всему Кавказу прокламация: «Товарищи рабочие! Организуйтесь в единую нелегальную революционную партию!» Немедля радостный голос Ленина: прокламация отпечатана в собственной типографии тифлисских большевиков. А его, Камо, участие, его роль? Словами Надежды Константиновны — его полочка где?
В письме, предельно доверительном, Александру Богданову, человеку, в котором Камо привык видеть много трудно совместимых достоинств — еще в девятьсот пятом году он восторженно рассказывает Степану Шаумяну: «Никитич познакомил меня с большим человеком, вместе они нашим военно-техническим центром руководят. Понимаешь, все человек знает, все умеет. Ученые книги пишет, бомбы делает, порох, динамит… Больных лечит, знаешь какой доктор!» Так в письме к Богданову:
«…Дело в том, что, как вы лучше знаете, данный момент в России очень важен и наше течение, несмотря на то, что оно более жизненное и верное, может благодаря безденежью остаться за бортом или же не будет иметь столько влияния, сколько заслуживает… Если мы хотим фактически, на деле иметь влияние и идти своим правильным путем к социализму, то мы должны сначала добыть денег, организоваться и заниматься не только политической революцией, как это было в 1905–1907 годах, но и умственной на началах, которые исходят из революционного марксизма. Теперь должны работать усиленно над первым в России, над вторым — везде, где существует пролетариат. Работая над вторым, будем чувствовать большой успех, так как исчезнет среди пролетарской организации буржуазная мещанская зависть, неискренность, лицемерие и тому подобные вещи, которые губят и тормозят великую практическую работу.
…Очень трудно всякое завоевание голыми руками и пустой головой. Для начала нужно взять 100 тысяч, миллион, а для этого необходима прочная и преданная организация, как и для всякого завоевания, то есть эксовская группа… Всякое завоевание есть известного рода экспроприация у врага, хотя бы свобода печати, 8-ча-совой рабочий день. Но завоевание 100 тысяч или миллиона будет отличаться от свободы печати тем, что в одном случае дается готовая форма, а в другом — сырая глина в руки скульптора.
…Так как деньги нужны, то непременно будут. Не меньше 100 тысяч. Это дело уже значится за нами, и тогда организуем вторую группу в России и за границей, чтобы концентрировать свои силы и бомбардировать врагов. Мы опять продолжим свое!»
— Нет, дорогой Камо, продолжать эксы нельзя! — останавливает Тифлисский комитет большевиков. Противится, запрещает после нелегкого обсуждения.
Впервые в жизни Камо оспаривает партийное решение. Искренне считает, что бросить задуманное им будет непоправимой ошибкой. Ищет поддержки у Лядова. «Познакомил его с моим планом. Он обрадовался. Посоветовал ехать в Москву».
В Москву — это к Красину. Все другие, с кем бы очень надо посоветоваться, недоступны: Миха Цхакая в эмиграции, Серго арестован в Петербурге, Иосиф Сталин и Степан Шаумян в ссылке, где-то в заключении Алеша Джапаридзе. Один Красин. Для Камо не существенно, что Леонид Борисович в эту пору от революционной деятельности отошел, увлечен исключительно делами инженерными.