Камо

Екатерина Сергеевна пригласила всех к столу. Аккуратно была разложена на нем разномастная посуда: тарелки, кружки, чашки, стаканы разных цветов и размеров — все, что удалось собрать у соседей. За стол уселись молча, но бурное оживление наступило, когда был подан мастерски приготовленный Екатериной Сергеевной плов, а за ним появились и слоеные пирожки. Авель Енукидзе был виночерпием и разливал коньяк с учетом возможностей и потребностей каждого: кому немного — на донышке, кому побольше…

Алексей Максимович задумался, как бы что-то вспоминая, и рассказал историю, которая произошла с ним в одиночной камере Метехского замка. Он тогда не назвал года и месяца, но было это, как удалось уточнить, в 1898 году.

Какой-то праздник. Возможно, троицын день. Всем арестованным принесли с воли передачи — вкусную еду и даже вино. Из камер неслись громкие голоса пирующих, песни. Алексей Максимович хмуро ходил в своей одиночке из угла в угол. Не было у него близких, никто ему ничего не принес. Надзиратель, добродушный человек, шагал по тюремному коридору, время от времени заглядывал в «волчок», сокрушенно, сочувственно покачивая головой. Потом на некоторое время надзиратель исчез. Оказывается, он бегал домой — жил он во дворе тюрьмы. Зазвенели ключи, заскрипели дверные засовы, и на пороге камеры появился надзиратель. В одной руке у него был глиняный горшок с горячей долмой[58], в другой — большая кружка с красным вином. Как бы стесняясь, не глядя в глаза, надзиратель буркнул, ставя на стол свои приношения: «На, ты тоже гуляй» — и быстро вышел.

Алексей Максимович сказал, что он часто вспоминает этот случай. И не мог не вспомнить его сейчас, поедая вкусный плов Екатерины Сергеевны.

Вечер был очень интересным. Миха Цхакая рассказал забавный случай, связанный с одним из его путешествий. Камо по своему обыкновению шутил и оживлял разговор бесконечными историями, которых он знал великое множество…»

Если вернуться к первым страницам воспоминаний Софьи Васильевны — к тому месту, где мельком обронено: «…в одном из своих сочинений, заключенных в зеленой тетради». Что за тетрадь, уцелела ли, если да, то у кого, в каком городе хранится?

Начинаю поиски.

В Москве — ничего. В Ереване — ничего. Взываю к своему фронтовому товарищу, доктору исторических наук, директору Армянского филиала ИМЛ при ЦК КПСС Геворку Гарибджаняну. Он полон сочувствия, смущается, будто за ним несуществующая вина: «Все, что есть на русском и армянском о Камо, все показали. Ручаюсь, никакой тетради Камо в Армении нет!»

Еду в Тбилиси. Пути-то всего-навсего полчаса на самолете.

— У нас одна-единственная тетрадь Камо — для домашних занятий по русскому языку. В ней диктанты, изложения. Заполнена простым и синим карандашами.

Тетрадь считалась переданной ереванскому Историческому музею вместе с другими личными вещами Камо. Почему-то не взяли.

Твердый зеленый переплет. Не то чтобы тетрадь… Типолитография преуспевающей в свое время торговой фирмы «Мюр и Мерилиз» придавала этому своему творению несколько иное назначение. Сугубо бухгалтерское. Каждый лист пронумерован, начинается словами: «дня 191… г.» и состоит из трех отрывных частей: корешка, накладной, квитанции.

Все листки до пятьдесят четвертого отсутствуют. И бог с ними. Камо или его педагог (по воспоминаниям Софьи Васильевны дольше и энергичнее всех с Камо занимался Владимир Александрович Попов) порядковый номер поставил чернилами в правом верхнем углу 54-й накладной. В центре большими буквами карандашом:

«Свыше вдохновленный раздался звучный глас Петра: за дело с Богом…»

Диктанты с обязательным выписыванием ошибок. Иные слова, вероятно, особенно трудно дававшиеся, повторены по десять-пятнадцать раз. Жесткая, неумолимая требовательность к себе. После всего пережитого, перенесенного за два десятилетия немыслимой борьбы… Диктанты, изложения, пересказы. «Вольная тема» — описание своей комнаты, вида из окна:

«Комната, в которой я живу и занимаюсь, представляет собой правильный четырехугольник длиной две с половиной сажени, а шириной около четырех аршин, вышиной пять аршин. Белый оштукатуренный потолок оканчивается карнизом. Паркетный дубовый пол. Стены оклеены до двух третей своей вышины пестрыми обоями, а одна треть белой бумагой. Благодаря этой оклейке комната залита светом и имеет веселый вид.

В комнате одно окно. Глядя в него, я вижу сад с большими деревьями. Одни деревья стройно тянутся ветвями кверху, другие, те, что по краям ограды, раскидывают свои гибкие ветви по разным сторонам. Стволы деревьев осыпаны снегом.