Солнце не село, а буквально рухнуло под землю, оставив в небе легкую розоватую лужицу. Я опустил весла, и едва ощутимый, поднявшийся на закате ветерок потянул мою лодку из протоки в лиман. Я старательно запоминал все, что видел. Вода в один миг стала серой, в камыше возникли какие-то шорохи, и я невольно начал смотреть по сторонам и вглядываться. Зашуршало совсем близко от меня, как будто чья-то лодка раздвигала тростник. Но тут же снова стало совершенно тихо. Однако у меня появилось чувство, что за мной кто-то следил. Чавкнула рыба. Коротко и словно спросонья щелкнула птица. Весь лиман был наполнен каким-то внутренним движением. Было еще в общем-то светло, но слишком уж быстро над головой появлялись звезды, правда пока не синие, а белые, светлые, неразгоревшиеся. Камыш теперь всюду стал сплошным и черным. Так я и не отыскал оранжевый шест, который был воткнут на месте убийства Назарова. Мою лодку тащило в лиман, а я сидел и никак не мог выкинуть из головы ту июльскую ночь, когда сквозь шорох дождя раздался выстрел, и опять вспоминал лицо Назарова, улыбку, которая так и не состоялась, его руку, лежавшую на кобуре, белую ночную бабочку в углу его фотографии… Его убили за характер. Так ли это?
Каким-то образом вышло, что это преступление на лиманах теперь коснулось и меня лично. Сперва был Дмитрий Степанович Степанов, ради которого я старался что-то понять, узнать и запомнить, и вот теперь эта вовсе не такая уж безобидная история с моим рюкзаком. Но в том-то и дело, и я был убежден в этом с самого начала, что сегодняшнее происшествие наверняка, безусловно, имело какую-то связь с убийством Назарова. Была эта связь! Была! Неспроста этот рыбец, хотя логика человека, сделавшего это, пока непонятна. И даже, возможно, я тут ни при чем, а кому-то понадобилось, скажем, заставить замолчать Симохина. Ведь так же и вышло. Симохин тут же замкнулся и показал мне на дверь. И опять же первая мысль, что необходимо было это Прохору. Да и вообще эта Ордынка жила неспокойно, тревожно, на нерве. И вот теперь-то, успев кое-что услышать, увидеть, я понял, что не имею права уехать просто так, я должен вернуться сюда во что бы то ни стало. Мне захотелось прямо сегодня, сейчас же объясниться и с Прохором, и с Камой, и с Симохиным. И кроме того, возможно, я действительно нужен был Каме. Лишь сейчас я всерьез задумался над тем, что ее тревога, кажется, была обоснована, а не преувеличена, и она не зря с такой настойчивостью требовала, чтобы я остался здесь. И не случайно в одну секунду возненавидела меня. Она хотела мне что-то сказать, рассказать…
Непонятно, почему совсем близко от меня опять захрустел камыш и медленно поднялась всполошившаяся цапля. Лиман жил, и что-то в нем скрывалось. Я решил не ждать темноты, посидеть еще минут пять — десять и поворачивать к Ордынке, чтобы в самом деле не заблудиться и не прозевать белый пикап, а заодно завтрашний день. С какой же стороны я въезжал в ту протоку, слева или справа?
Пожалуй, стало прохладнее и легче. Невероятное, конечно, удовольствие, не жалея времени, не забивая себе голову никакими проблемами, чувствуя себя совершенно благополучным, зная, что где-то над головой у тебя есть крыша, бездумно подергать здесь удочкой. Вот в том заливчике или у того редкого тростника. Какой же еще на земле существует покой! Ну почему, почему не живется людям?..
Жаль, что у меня не было блокнота и ручки, чтобы зарисовать это место. Я еще раз посмотрел вокруг и вдруг совсем близко увидел выплывавшую из ерика лодку. Проскочив немного вперед, она резко повернула в мою сторону. В ней были двое. Лодка тяжелая, черная, должно быть рыбацкая. Да, она шла точно на меня. Очень скоро я различил, что на веслах сидел милиционер, а на корме незнакомый мне молодой человек в темной рубашке с короткими рукавами, который пальцем указывал на меня.
Я смотрел на них и ждал. Неужели это продолжение истории с моим рюкзаком и рыбцами? Вот так да! Не хватало только новых объяснений, оправданий и, в конце концов, оскорблений. Опять что-то говорить, доказывать, уверять. Снова происшествие. Но зачем оно мне, как и Ордынка, и лиманы, и полеты на край света? Или не тихую квартиру и удобный письменный стол в Ленинграде, а именно эти скачки с препятствиями я и считал жизнью? Что за чертовщина?..
Лодка была уже рядом, и милиционер, сделав несколько последних коротких гребков, положил весла на борт, а потом резко повернулся ко мне, напряженно застыв, не сводя с меня остановившихся, словно прицелившихся глаз.
— Здравствуйте, — сухо сказал он и уже не отворачивался, пока цепко, бесцеремонно не ухватился за нос моей лодки. — Этот, наверное, Борис Иванович. Точно вы угадали.
В их фигурах была какая-то настороженная скованность.
— Здравствуйте, — такими же точно взведенными глазами уставясь мне в лицо, кивнул штатский. — Виктор Сергеевич? — медленно вставая, как бы с трудом разгибая колени и сосредоточившись только на этом, спросил он.
— Да, — ответил я.