Они (то есть британцы) признавали, что на первом этапе военных действий, которые могут длиться годами, гигантская немецкая военная машина в состоянии причинить Великобритании значительный ущерб. Однако победить ее не сможет. Ибо Англия обладает огромным стратегическим преимуществом, которое связано не только с ее островным, изолированным положением, но и с тем очевидным фактом, что основные источники военной мощи Британской империи, не говоря уже о самих Соединенных Штатах Америки, недоступны для германских средств ведения боевых действий, в то время как все жизненно важные объекты Третьего рейха находятся в пределах досягаемости английской бомбардировочной авиации. Мол, медленно, но верно военный потенциал Великобритании и ее союзников будет наращиваться и в конце концов превзойдет боевую мощь Германии, и через определенное время Третий рейх окажется повержен. Эти доводы англичан, с которыми Канарис в принципе был согласен, он будто бы пытался довести до сведения Кейтеля и других руководителей в армии и на флоте, но понимания не получил. «Мне, – произнес он с горькой усмешкой, – уже не верят».
Этот разговор состоялся через несколько дней после вступления немецких войск в Прагу. Канарис ожидал данное событие как неизбежное, с верой в неотвратимость судьбы. Он прекрасно сознавал, что после успеха Гитлера в вопросе с Судетской областью ни один генерал не решится на бунт. Он также заранее предполагал, что, хотя западные державы на словах и реагируют довольно остро на захват Гитлером силой оставшейся части Чехословакии, никаких практических выводов из случившегося они не сделают. Раз уж из-за Бенеша не стали воевать, то ввязываться в драку ради Гахи не захотят и подавно.
Кроме того, как Канарису было известно, уровень боеготовности британских вооруженных сил, и особенно противовоздушной обороны, с прошедшей осени существенно не изменился. И он не обманывал себя относительно прискорбного по своим последствиям влияния этой военной «прогулки» на дальнейшие планы Гитлера. И в самом деле, фюрер тешил себя мыслью, что его вторжение в оставшуюся часть Чехословакии скоро будет предано забвению.
16 марта 1939 г. Канарис прибыл в Прагу, чтобы присутствовать при приеме документов 2-го бюро Генерального штаба Чехословакии (как и во Франции, так именовалась служба разведки). Его сопровождали два бывших офицера австрийского Генерального штаба. Один из них был последним австрийским военным атташе в Праге. Дорога вела через заснеженные горы мимо Цинвальда на Богемию. По пути Канарис и его спутники смогли убедиться в недостаточной моторизации немецких воинских частей. Канарис был явно не в духе и неоднократно с презрением говорил о чехах, не оказавших Гитлеру никакого сопротивления.
Англо-польское заявление о взаимной помощи, сделанное вскоре после оккупации Праги, послужило Канарису лишним доказательством того, что чаша терпения Лондона переполнена и что следующая силовая акция Гитлера не пройдет безнаказанно.
Начало переговоров между западными державами и Советским Союзом о гарантиях Польше он считал дополнительным предупреждением на тот случай, если прежних окажется недостаточно. Как мог заметить Канарис, будучи в мае с докладом у Гитлера, фюрер уже вынашивал какие-то новые планы, но Канарису и в голову не могло прийти, что замышлялось сближение со Сталиным.
Вернувшись из Праги, Канарис тотчас же возобновил свои попытки убедить генералов вермахта в необходимости выступить сомкнутым строем против дальнейших авантюр Гитлера. Начавшееся вскоре обострение отношений с Польшей свидетельствовало о приближающейся опасности. Мы располагаем выдержкой из дневника Канариса, характерной для того периода лихорадочной деятельности шефа абвера и датированной 17 августа 1939 г., то есть сделанной за несколько дней до заключения договора о ненападении с Советским Союзом. Разумеется, через свои связи в министерстве иностранных дел Канарис имел информацию о предпринимаемых шагах по нейтрализации Советского Союза, однако не был уверен в успехе. Итак, в тот день он записал:
«17. VIII.1939 г. состоялась беседа с генерал-полковником Кейтелем. Я доложил Кейтелю о своем разговоре с Йостом[9]
, который сказал, что ничего не знает о деле, фюрер, мол, ничего не объяснил, а только распорядился о передаче Гейдриху комплектов польской военной формы. Йост был согласен с тем, что я проинформирую о содержании нашего разговора Генеральный штаб. Дескать, он лично не очень-то жалует подобного рода затеи, но поделать ничего нельзя – приказ самого фюрера. И он-де не мог не спросить фюрера, каким образом он думает осуществить это мероприятие, на что фюрер, мол, заявил, что это должна сделать армия[10].