Каникулы в Риме

Она осмысливала это долгое время, а осмыслив, ужаснулась. Макс не заслуживал жалости, Амлинский заслуживал помощи, только Инга понятия не имела, как ее оказать так, чтобы он принял.

И вдруг – эта идея о расширении деятельности и закономерный тупик, и она придумала самый дикий план за всю свою жизнь. Инга надеялась, что ей хоть немного удастся расшевелить Макса, который в последние два года горел на работе, забивая ею что-то, ведомое только ему.

Она надеялась, что прорыв произойдет, так как в последние годы Макс все реже общался с родителями, их и своим привычным окружением, сбегал в работу. Намечался прорыв, начавшийся со случайности.

Месяца три назад Макс подвозил Ингу к подруге. Обычно такими вещами он не занимался, однако подруга жила в той же стороне, что и Амлинский, и Инга попросила об услуге. Видимо, Макс согласился потому, что по дороге они продолжали обсуждать рабочие вопросы, но когда подъехали к нужному кварталу, тема сменилась.

Глядя на двенадцатиэтажные дома еще советской постройки, Амлинский высокомерно завел речь о том, как же портят облик столицы эти выкидыши исторического архитектурного безумия и как хорошо бы их снести.

– Снести их, конечно, можно, – согласилась Инга, – только где тогда моя подруга Светка будет жить?

– Пусть купит себе другую квартиру, – пожал плечами Макс.

– Она не может.

– Почему? Ты же купила.

Инга покосилась на шефа, но вопрос прозвучал искренне. Макс, несмотря на его опыт в торговле недвижимостью, не понимал, как можно не купить квартиру. Что такого-то?

– Максим, ты как не в России живешь. Ты читаешь газеты, знаешь о ситуации в Москве, в регионах. Почему ты задаешь такой вопрос?

– Ты дружишь с женщиной, которая не может обеспечить себя жильем? Это удивительно, Инга.

– Ничего удивительного в этом нет, у нее есть квартира. Просто более роскошная для нее… недоступна.

– Даже в теории?

– Да. А на практике тем более. Она работает бухгалтером в небольшой компании, и если бухгалтер не ворует, то шансы невелики.

– А перекупить у кого-нибудь по невысокой цене?

– Где ты видал в Москве невысокие цены?

– Где-то они есть… У нас другая сфера, и что там внизу, я давно не интересовался.

– Макс, это утопия. Извини. Мне пора.

Теперь Инга полагала, что именно тот случай послужил толчком – Амлинский задумался, придумал проект и пожелал увидеть своих потенциальных покупателей в непринужденной обстановке. Инга решила, что ассорти туристической поездки подойдет ему как нельзя кстати. Это было необычно, полезно, и Макс заинтересовался.

Она выбрала Рим по нескольким причинам.

Во-первых, там мало цветов. Кошки, правда, по улицам бегают, но не в тех количествах, чтобы Макс немедля лег и умер.

Во-вторых, там много людей. Сидение в четырех стенах нужно разбивать.

В-третьих, это, конечно, давало несомненную пользу новому направлению. Если призадуматься, план был не так уж и безумен.

Но в-четвертых, самое главное, Рим был – как тот погибающий котенок на стоянке. Ему невозможно солгать. Его невозможно бросить, если уж ты сюда попал. Перед ним невозможно притворяться. Он стоял на семи холмах тысячи лет, он видел небывалый расцвет и небывалый крах, и он выстоял и остался.

Если кто-то и мог научить Макса быть тем человеком, каким он родился, – так это Рим.

Жаркие улицы, до краев налитые летним счастьем, были яркими и пестрыми; взгляд то и дело цеплялся за детали: барельефы под окнами, кованые балкончики, цветочные горшки и флюгеры, фонари и дверные ручки. Вот орел, раскинув крылья, застыл, словно держа на себе тяжесть балкона, открыв от ярости клюв. Вот мраморный фонтанчик с питьевой водой, струйкой бегущей из пасти толстобрюхого дракона. Вот ленивые голуби не разлетаются, а расходятся при приближении человека. В совсем узких переулках, уходящих вверх ущельями, припаркованы мотороллеры, на которых здесь перемещаются все кому не лень; уже пожелтевший на солнце плющ нежно обвил полстены; вдруг – над дверью королевская лилия, словно перенесшаяся сюда с французских штандартов Жанны д’Арк и впечатанная в мрамор. Кафе-мороженое на углу, очередь жаждущих прикоснуться губами к холодному лакомству; в блестящих металлических ящичках – лучшее мороженое на свете, разных цветов, сортов и вкусов. Каменные ангелы на углу дома держат потускневшую от времени фреску, где третий ангелочек, толстенький, рубенсовский, играет с цветами и крохотной арфой.

Инга задавала общее направление, Макс периодически заставлял ее заложить вираж, чтобы рассмотреть нечто особенно понравившееся.

– Мне кажется, основные достопримечательности произвели на тебя меньшее впечатление, – в конце концов заметила Инга.

– Может быть. Пока рано говорить, я еще не все видел. – Он был очень симпатичен сейчас: аккуратная прическа растрепалась, а Макс – вот невидаль! – не заметил этого. – Я полностью не приемлю японщину с китайщиной, хотя и способен оценить, а это – это мне нравится.

– Японцы тебе не угодили, это верно. – С квартирами, отделанными в этих стилях, Макс предпочитал не иметь дела. Не нравилось ему.