Капитализм кризисов и революций

С точки зрения класса буржуазии умеренная республика и умеренные республиканцы как ее контролеры была лучше нестабильной монархической системы, время которой навсегда прошло. Республика обуздывала массы, определяла границы возможных действий и реформ, а также давала возможность более гибко управлять государством. Однако был еще германский фактор. Он определял принципиально важную внешнюю границу эпохи реставрации и диктовал необходимость окончания этого этапа Великой революции именно в 1870-е гг.

Когда для Бисмарка настало время писать воспоминания, он сожалел, что в 1873—1874 гг. Германия не смогла устроить повторный разгром Франции. В военном отношении в империи германской нации все было готово. У французов же ничего не было толком подготовлено. Новые казнозарядные полевые пушки начали поступать в войска лишь в 1875 г. Правое монархистское правительство страны едва ли было способно организовать оборону хотя бы на уровне временной республиканской власти 1870 г. Оно противостояло широким слоям общества, контролировать которые могло лишь в условиях мира. Если Германия лишала Францию мира, то неизбежно должен был последовать политический кризис, причем радикальная республиканская программа (тесно связанная с обороной и вполне отражавшая идею национальной гордости) могла получить поддержку уже не только в Париже и некоторых областях страны, а повсеместно. Повторная же война была способна привести к более глубоким социальным преобразованиям, к пересмотру прав и изъятию состояний крупных собственников. Коммуна здесь не могла быть забыта.

В 1874—1875 годах Франции удалось избежать позора и унижения только из-за позиции Великобритании и России. Вместе с этим страна избегла потери места среди государств глобального центра капитализма. Случись повторный и притом более серьезный, чем в 1870—1871 гг., разгром, Франция могла стать зависимой от Германии или лишилась бы энергии для колониальных захватов, необходимых с точки зрения преодоления кризиса в экономике и общего развития. Дело могло дойти до революции, но в любом случае большая кровопролитная война не была полезна для национального развития. Между тем война была возможна, а некомпетентность и неэффективность монархистов, с точки зрения обороны, была очевидна. Они показали ее в недавней войне и являлись виновниками поражении.

Внешнее давление — угроза новой страшной и неудачной войны — подтолкнуло провинциальную Францию к пересмотру своих воззрений. Реставрационные игры нужно было пресечь хотя бы для того, что бы быть способными к борьбе на большой карте. Все это не могло не сделать более внимательными слушателей республиканских ораторов, а капитал побудить к поиску опоры в новой политической организации и отстаивающих ее силах.

Войны не случилось, но республиканцы стали получать поддержку. Они побеждали на выборах, как бы исполнительная власть не препятствовала этому. А победа на выборах в мягкой форме выражала глубокое изменение общественных настроений. Республика стала необходимой, республика стала желанной, республика дала механизм борьбы различных сил общества, но первые, кого она уничтожила, были монархисты. К 1880 году быть монархистом стало невыгодно, и когда в 1879 г. газеты сообщили о смерти на англо-зулусской войне принца Наполеона, это воспринималось обществом без особого огорчения. Францию больше интересовали выборы президента, осуществляемые депутатами. Победу на них с большим отрывом одержал республиканец Жюль Греви, а Мак-Магона граждане проводили без сожаления как старый призрак никому не нужных монархий.

Так завершилась французская реставрация и началось упрочение республики.