Капитализм кризисов и революций

Россия подошла к пределу экономической реставрации. Высшая бюрократия сумела это оценить. Она стала проводником изменений, наблюдая, как наличие более развитых демократических механизмов в Бразилии и Южной Африке облегчило для США задачу обезвреживания этих потенциально опасных центров капитализма. С другой стороны, масса российских граждан была недовольна ухудшением своего материального положения. Как выразился российский политолог Сергей Рунько, представители средних слоев мечтали о том, чтобы вернуться в 2007 г. Тогда они больше зарабатывали в долларах и могли дешевле отдыхать на турецких курортах. Однако прозападная либеральная оппозиция не смогла использовать эти настроения для захвата власти в 2017—2018 гг. Причиной тому было недоверие широких масс прозападным политикам. Основано оно было на горьких уроках первой фазы реставрации. При этом наблюдалось снижение симпатий к президенту. В ходе выборов президента общественная повестка дня сместилась влево. Массы показали, что желают более развитой социальной политики. Это принудило Путина вести избирательную кампанию с учетом этого факта. Более того, было санкционировано выдвижение умеренно-левого кандидата — бизнесмена Павла Грудинина. Произошло это после того, как власти убедились: Путин не сможет собрать реальную поддержку избирателей, как в 2012 г., на одной лишь полемике с либеральными кандидатами. Попытка сместить предвыборную повестку вправо осенью 2017 г. провалилась. Правящие круги дали общественным настроениям выход.

Победив на левом поле, а не как центрист, Путин вынужден был столкнуться со всеми последствиями изменения настроений в стране. Общество устало от неолиберализма и не желало молча пропускать инициативы министров, о которых президент якобы ничего не знает. Не работали пропагандистские отсылки к православию, «поруганной династии» или необходимости десоветизации и десталинизации. Массы желали слышать о советской эпохе только хорошее. Стремление гордиться ее достижениями, возродившись в 2014 г., только усилилось под влиянием американских санкций. Если в США рассчитывали этим помочь своим сторонникам победить во власти, то эффект получился обратным. С точки зрения процесса российской национальной истории, запущенного в 1917 г., это влекло за собой трансформацию реставрационной системы. Она оказалась в условиях внешнего конфликта и экономической потребности в другом курсе. Это влекло за собой частичное преодоление реставрационной политики, даже ширящееся ее преодоление, но не окончание самой эпохи реставрации, так как компромиссная для классов политическая система еще не существовала. «Верхи» могли учитывать или игнорировать запросы общества, но оформленной в реальную республику с открытой борьбой партий системы в России не существовало. Подобным было и положение в Китае, где политических свобод имелось еще меньше.

Российское общество в 2016—2019 гг. демонстрировало признаки возможного выхода из частной жизни на простор общественной жизни. Власти реагировали на сигналы. В массах же еще только пробуждалось чувство достоинства, которое продолжит крепнуть в форме национальной гордости по мере развития национального капитализма, что обеспечит в дальнейшем полное политическое завершение реставрации — славную революцию. До этого момента, видимо, бюрократия выполнит в значительной мере работу по возвращению капиталов в страну (включая перерегистрацию компаний в России), привлечет и переселит множество рабочих из других государств. Последним граждане едва ли будут массово удовлетворены, так как станут не без основания оценивать этот процесс с позиции работников, сталкивающихся с ростом конкуренции на рынке труда. Континентальный экономический и политический блок в Евразии, вероятно, также будет выстроен «верхами» без активного участия и понимания большей части общества. Небольшим может оказаться и влияние широких масс на переход русского нового меркантилизма к приоритетной ориентации на внутренний рынок, тогда как ориентация на внешний рынок явно превалировала с момента второй волны глобального кризиса.