Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

Он, как истый рыбак, хвастливо развел руки на длину матерого осетра. Пыхнув папироской, Данилыч снял с треноги котелок, пахнувший пригоревшей кашей, и, щурясь от огня и дымка, быстро поставил его на песок. Затем взял сковородку с белыми, чисто вымытыми кусками хорошо выпотрошенного судака и поставил ее на кирпичи, между которыми жарко дышала зола. Подбросив суховины, он отвалился, сторонясь пламени, а на сковороде затрещало, заскворчало, и в нос ударил аппетитный запах жарящейся рыбной свежатины.

32

Прошло уже больше недели с того времени, когда мы покинули Слободку. Где только не носило нас в эти дни! Ориентируясь по карте капитана Белова, мы побывали у Обиточной, излазили Бердянскую, затем Таласскую косы, а после этого перешли к Белосарайской.

Наиболее интересными оказались Обиточная, Бердянская и Таласская. В прибрежных водах этих кос огромные луга, поросшие морскими цветковыми растениями. Больше всего тут матрасной и диванной травы — зостеры. На Азовском море ее добывается около пяти тысяч тонн, в сухом виде. Добыча ведется крайне примитивными способами. Здесь не увидишь косцов с острыми как бритва косами–литовками, в мокрых от пота рубахах. Нет тут и женщин, которые «с граблями рядами ходят, сено шевеля». Отсутствует на промысле «диванного» сырья и техника… Морское сено косят силы моря: прибойная волна да ветер. Человек лишь подбирает за ними, расстилает для просушки на жарком солнце, копнит, затем грузит в транспортные машины.

Отмели Таласской косы тянутся на многие километры. На ее светлых песках вместе с солнцем появляются пожилые босоногие мужчины с выжаренными до черноты южным солнцем лицами; седоусые, оморщиненные, они бродят по берегу с вилами или граблями. У колхоза «Красный рыбак» — две камковые бригады. Это в прошлом люди боевые: в штормы, в стужу они бороздили море, сыпали сетки, опускали ставники, били темляками белугу, брали оханами красную рыбу, а кое–кто из них метал сандоль в дельфина–пыхтуна около Обиточной косы. Ревматизмы и радикулиты выжили их с моря. Теперь горячий песок да шуршащее морское сено — их стихия. На отмелях я взял несколько проб на лабиринтулу. Последующие анализы покажут, удалось ли этому опасному паразиту проникнуть в Азовское море. Внешний вид травы под водой и на выбросах пока не дает оснований к беспокойству. Я осмотрел и корневища зостеры, которые лабиринтула поражает так же, как и лист.

Работа эта не захватила меня. Зато жизнь в лиманах оказалась потрясающе интересной.

На всех трех косах, Обиточной, Бердянской и Таласской, имеются большие, постоянные, и небольшие, временные, лиманы. Постоянные существуют уже много–много лет, когда–то они были частью моря, затем в результате различных процессов «отшнуровались», то есть отделились от моря, и стали существовать самостоятельно со своим круговоротом жизни. А временные образуются в дни весеннего повышения уровня моря, кстати совпадающего с нерестом рыб. Азовское, как и Черное — безливные моря, то есть они не знают ни приливов, ни отливов. Но во время поднятия уровня воды (либо за счет паводковых вод, либо в результате нагонных ветров) в низинах или промоинах образуются временные лиманы. С наступлением лета и устойчивой тихой погоды и они «отшнуровываются» небольшими пересыпями, и, если нет сильных штормов, которые бы забрасывали туда воду, они осолоняются и обычно пересыхают. С испарением воды в них погибают миллионы живых существ.

На этих лиманах мне советовал побывать капитан Белов. Я воспользовался его советом, и у одного из них на Таласской косе мы прожили три дня. Лиман кишел мальками и различными червями, веслоногими ракообразными, крохотными моллюсками — митилястерой и синдесмией. Мне даже удалось добыть крохотного крабика — брахинотуса.

Лиман медленно умирал. Это было видно по белым кругам солевых отложений на берегах, показывавшим его прежний уровень. Я решил «расшнуровать» лиман, то есть соединить его с морем.

Работа была очень тяжелой и одно время казалась бессмысленной: прокопать канал длиной около двенадцати метров и глубиной не меньше метра — занятие не легкое.

Данилыч прыгал вокруг меня, жалел, что сам не может копать, злился, глядя на мою работу, несколько раз требовал у меня лопату, ставил ее как–то по–своему и говорил:

— Вот как, Лексаныч, надо: чтобы не лопата вами, а вы ею командовали.

Советы его сослужили свою службу: я не скажу, что легко, но все же прорыл траншею; морская вода хлынула в лиман, все замутилось, завертелось.